Я пережил жуткие моменты. Малейший звук отдавался в моей голове подобно удару грома, а тени принимали гигантские размеры. Я боялся, что в комнату ворвется кто-то невидимый, знакомый или незнакомый, может быть, давно ушедший отец, схватит меня, и я умру от страха.

Я предавался этой игре в течение трех дней. Иногда я проваливался в полудрему. А когда просыпался, то первым делом проверял, на своих ли местах находились мои альтер-эго, и они неизменно были там. Я хотел отделаться от них, оставить их в комнате и больше туда не возвращаться. Я думал, что смогу таким образом от них освободиться, но это, конечно же, не срабатывало. Они умеют проходить сквозь запертые двери. Когда я наконец вышел из отеля, уже вставало солнце. Я шел по улице, успев прихватить с собой только паспорт и кредитные карточки, и воображал, что я свободен".

Выйдя из гостиницы, Леннон был подхвачен толпой, которая принесла его в порт. Здесь он поднялся на борт «Стар Ферри», на котором можно было добраться через залив в Каулун. Когда паром отчалил, он оглянулся назад и увидел пик Виктория, возвышающийся над островом. Мгновенно он перенесся в такое же солнечное утро на двадцать лет назад, когда гостил у тети Матер в Шотландии. Он гулял по вересковым полям, глядя на отдаленные горы, и ощущал необыкновенный прилив вдохновения.

Сойдя на берег в Каулуне, Джон почувствовал радостное возбуждение. Освободившись от призраков, он вдруг ощутил себя самим собой – настоящим Джоном Ленноном! Но за первым же поворотом фантомы вновь поджидали его, выстроившись в ряд. Поняв, что ему от них не отделаться, Джон перестал сопротивляться. «Я вернулся за чемоданом, – закончил он, – и сказал всем остальным призракам: „Поехали!“, и мы все вместе поехали в Бангкок».

В отличие от посещения Гонконга, о котором Джон много рассказывал, пребывание в Бангкоке для всех, за исключением Иоко, осталось покрыто тайной. Однако зная о том, какие развлечения предлагаются вниманию туристов в этом городе, а также имея представление о пристрастиях Джона, легко вообразить, как он проводил здесь время.

Вернувшись в конце октября в Нью-Йорк, Джон в последний раз встретился с Питом Шоттойом. Он объяснил Питу, что на смену старому Леннону пришел новый, который намеревался отделаться от вредных привычек и стать образцовым родителем. Джон заявил приятелю, что завязал с выпивкой и курением, сел на макробиотическую диету и занялся изучением японского языка в преддверии поездки в Японию в гости к родственникам Иоко.

Вскоре после встречи с Питом Джон опять закурил и вернулся к наркотикам. Он закончил шестинедельный курс ускоренного изучения японского в школе Берлица, но так и не научился изъясняться на этом языке. Единственное, что ему удалось, так это научиться питаться из расчета не более 750 макробиотических калорий в день. Через какое-то время он похудел до шестидесяти килограммов и стал проводить большую часть времени в постели – богатый человек, страдающий от недостаточного питания. Тем не менее добровольное голодание помогло Джону доказать, что он все еще оставался хозяином в собственном доме.

«Не хочу я туда идти и не пойду!» – воскликнул Леннон после того, как Джон Грин предложил ему отправиться на ежегодное собрание корпорации «Эппл», которое должно было состояться в ноябре 1976 года. Меряя кухню шагами, Джон ронял слова, с помощью которых он обозначал свое презрение к обществу деловых людей. «Мне надоело ходить на собрания и делать вид, что я что-то понимаю, встречать сочувственные улыбки и ощущать дружеское похлопывание по спине людей, которые втихаря раздевают меня до нитки. Нет, спасибо. Сам иди!» Когда Грин возразил, что Джон не может послать вместо себя гадателя на картах, тот коротко рявкнул: «Ну хорошо, пусть тогда отправляется Иоко!.. Я приколю ей на блузку записку: „Папа дал добро“. Пойдет?» «Бизнес есть бизнес, Джон, – опять вернулся к прежней теме Грин. – Дела не делаются сами по себе». Но поколебать Джона было невозможно. «Все дела всегда делались у меня за спиной, – горько возразил он. – Дела и деловые люди обошлись мне в 90 процентов от всего, что я заработал. Я уже пробовал заниматься ими сам, доверял их другим людям, но результат всегда был один и тот же. Я терял деньги. Если Иоко хочет взять это дело на себя, это ее право, или твое – это тоже возможно. Хуже не будет, так что чем я рискую?»

По правде говоря, Леннону не было необходимости присутствовать на собраниях «Эппл». После роспуска «Битлз» всеми делами занялись адвокаты и бухгалтеры. Тем не менее этот разговор имел определенное значение в том смысле, что он показал полное безразличие Леннона к вопросу о том, кто представлял его интересы в бизнесе. Это была новая и потенциально опасная позиция. В апреле 1976 года Ленноны расстались с Гарольдом Сайдером, посчитав его виновным в провале дела Морриса Леви. Правда, в частных беседах Сайдер выразил мнение, что его увольнение было плодом инсинуаций Иоко Оно.

По мнению Сайдера, Иоко не развелась с Джоном потому, что он был для нее курицей, несущей золотые яйца. Адвокат считал, что Иоко была настолько озабочена деньгами, что вполне могла покончить с собой, если бы вдруг разорилась. И вот теперь, когда они с Джоном договорились не заниматься больше искусством, ее главной целью стало добиться полного контроля над его «золотыми яйцами». Именно в этой точке пересеклись интересы Иоко и Сайдера, который видел одну из своих задач как раз в том, чтобы никого не подпускать к деньгам своего клиента. Сайдер был обречен, ведь Йоко «никому не могла позволить иметь на Джона хоть какое-то влияние».

Сайдер был уволен в марте 1976 года без объяснений, если не считать записки, которая гласила: «Мы собираемся произвести перемены. Надеюсь, ты поймешь. Позвони». Но Сайдер не смог дозвониться до Леннона. Он узнал, что не только с ним так поступили. Среди адвокатов и бухгалтеров была проведена основательная чистка: Иоко не доверяла никому из тех, кто был принят на работу по рекомендации Гарольда Сайдера.

В отличие от Джона Леннона, который всегда нервничал перед тем, как оказаться в одном зале с огромным количеством людей, одетых в деловые костюмы и говоривших на непонятном ему языке, Иоко Оно не испытывала никаких опасений, бросаясь с головой в ту сферу, в которой ничего не смыслила. Тем более что теперь она заручилась поддержкой Джона Грина, джинна из «волшебной лампы», которого искала всю жизнь и который был призван осуществить ее мечты.

Когда накануне своего дебюта Йоко запаниковала, Грин посоветовал ей потребовать, чтобы очередное совещание было проведено в Нью-Йорке, где она чувствует себя на своем поле. В течение всего заседания административного совета Грин оставался возле телефона, и всякий раз, когда Йоко должна была принять решение, она шла в ближайшую телефонную будку и узнавала, что по этому поводу говорили карты. Когда она пожаловалась на то, что Ли Истман отнесся к ней слишком покровительственно, Грин успокоил ее, объяснив, что каждый из акционеров «Эппл» стремится сделать ее своей союзницей в борьбе против остальных. Одно только понимание этого уже было неким элементом власти. Когда совещание, как обычно, закончилось тем, что на нем не было принято никаких важных решений, у Йоко осталось впечатление, что она вышла с него триумфатором.