Я полагала, что опыт прожитых тысячи двухсот лет охранит меня от потрясений, однако же этого не произошло. Время не остановилось. В печи горел огонь. Галина крошила овощи на кухне. Я невольно притронулась к запястью Василисы: ее пульс бился спокойно и ровно. Дышала она размеренно и неглубоко. Дмитрий пребывал в таком же состоянии. Я окликнула их. Они меня не слышали. Их не было. Этому могла быть только одна причина. Точнее, две причины.

Гости между тем невозмутимо ожидали моего ответа. Охваченная растерянностью и гневом, я вскочила, схватила кочергу и с пылом, мало приличествующим двадцатилетней дочери духовного лица, заявила этим псевдо-Давыдовым:

– Ежели вы причинили зло моим родителям, то, клянусь…

– С какой стати нам причинять зло таким чудесным людям? – удивился Силом Давыдов. – Что вы, мы просто подвергли их хиатусу.

– Нам хотелось поговорить с вами наедине, Клара, – пояснила Клодетта. – Мы легко можем вывести ваших родителей из этого состояния. – Она прищелкнула пальцами. – Они даже не вспомнят, что с ними произошло.

Однако же лже-Давыдовы по-прежнему внушали мне подозрения, и я спросила, не является ли хиатус чем-то сродни месмеризму.

– Франц Месмер – хвастливый болван и пустозвон, – сказала Клодетта. – Мы – психозотерики. Психозотерики Глубинного Течения.

Видя, что это объяснение мне непонятно, Силом Давыдов спросил:

– А прежде вы с чем-нибудь подобным сталкивались, сударыня?

– Нет, – ответила я.

Давыдовы изумленно переглянулись. Силом Давыдов взял из пальцев Дмитрия дымящуюся сигару и положил в пепельницу.

– Прошу вас, оставьте кочергу, – сказал он мне. – Она вряд ли поможет вам разобраться в происходящем.

Чувствуя себя полной дурой, я поставила кочергу к печи. С Приморского проспекта доносилось цоканье копыт по мостовой, бряцание уздечек и возгласы разносчика угля. В нашей гостиной моя метажизнь вступала в новую фазу.

– Но кто же вы? – спросила я. – Кто вы на самом деле?

– Меня зовут Си Ло, – ответил Силом Давыдов. – Среди европейских имен Силом или Шайлоу – самое близкое. Мою спутницу, которой приходится играть роль моей жены, зовут Холокаи. Это истинные имена, полученные при нашем первом появлении на свет. Это, если так можно выразиться, имена наших душ. А сейчас, госпожа Клара Коскова, позвольте узнать ваше истинное имя.

Презрев все правила приличия, я отхлебнула большой глоток коньяка из бокала Дмитрия. Я даже и не мечтала о встрече с другими атемпоралами и теперь, когда это происходило на самом деле, совершенно растерялась.

– Маринус, – сипло вырвалось из моей глотки, обожженной коньяком. – Я – Маринус.

– Мы рады знакомству, Маринус, – сказала Холокаи-Клодетта.

– Мне знакомо это имя. – Си Ло-Силом сосредоточенно наморщил лоб. – Но откуда?

– Вас я бы не забыла, – заметила я.

– Маринус. – Си Ло пригладил пышные бакенбарды. – Маринус Тирский, картограф? Нет. Отца императора Филиппа Араба, кажется, звали Юлий Маринус. Тоже нет? Что-то зудит в памяти, но что? Из вашего письма следует, что вы Переселенец, а не Пилигрим, верно?

Я призналась, что не поняла вопроса.

Их весьма обеспокоило мое невежество. Холокаи-Клодетта пояснила:

– Переселенец умирает, попадает во Мрак и через сорок девять дней возрождается. А Пилигрим – вот как Си Ло – перекочевывает в новое тело, как только старое изнашивается.

– Понятно. – Я села за стол. – Тогда, наверное, я Переселенец.

Си Ло-Силом пристально посмотрел на меня:

– Маринус, а скажите-ка, вы когда-нибудь встречали других атемпоралов?

Ком в горле превратился в камень. Я помотала головой.

Холокаи-Клодетта взяла сигару у своего спутника и глубоко затянулась:

– В таком случае ваше поведение выше всяческих похвал. Когда Си Ло нарушил мое уединенное существование, я несколько часов не могла прийти в себя. Между прочим, некоторые утверждают, что я до сих пор не в себе. Что ж, мы несем вам благую весть. Или не очень благую. Короче говоря, вы не одиноки.

Я плеснула коньяка в бокал Дмитрия. Напиток помог растворить камень в горле.

– И сколько же вас – то есть нас – на свете?

– Не то чтобы целое воинство, – ответил Си Ло. – Семь атемпоралов, включая и нас с Холокаи, создали Хорологическое сообщество со штаб-квартирой в Гринвиче. Еще девять отвергли предложение вступить в наши ряды, предпочитая уединение. Но если они вдруг передумают, наши двери для них раскрыты. За прошедшие века мы отыскали одиннадцать человек, именовавших себя атемпоралами… Двенадцать, если считать этого шваба. Мы поставили основной нашей задачей избавить Пожирателей от их хищных замашек и уже давно этим занимаемся.

Позже я узнала, что скрывалось под этой загадочной терминологией.

– Не сочтите за бестактность, Маринус, – Холокаи-Клодетта коснулась нитки жемчуга на шее, – но когда вы родились?

– В шестьсот сороковом году нашей эры, – призналась я с пьянящим восторгом, впервые сказав правду о своем происхождении. – В своей первой жизни я была санмаринцем, сыном сокольничего.

Холокаи стиснула подлокотники кресла, будто оно неслось куда-то на огромной скорости.

– Вы вдвое меня старше, Маринус! Впрочем, я не знаю ни точного года, ни точного места своего рождения. Возможно, Таити. Или Маркизские острова. Это можно выяснить, если туда вернуться, но мне этого не хочется. Моя смерть была ужасна. Во второй ипостаси я была магометанским рабом у португальского иудея, серебряных дел мастера. В то время как раз умер Жуан Великий, так что это мое воплощение отмечено вполне точной вехой: тысяча четыреста тридцать третий год. А вот Си Ло…

Облака ароматного сигарного дыма слоями устилают гостиную.

– Я впервые появился на свет в конце эпохи Чжоу, – сказал тот, кого я все еще называла господином Давыдовым. – На лодке, в дельте Желтой реки. Мой отец был наемником. Случилось это примерно в трехсотом году нашей эры. С тех пор прошло полсотни жизней. А вы, сударыня, без особых затруднений понимаете этот язык.

Я кивнула и лишь потом сообразила, что он говорил по-китайски.

– Я четырежды рождалась в Китае, – пояснила я, спешно вспоминая порядком подзабытый мандаринский диалект. – В последний раз – в середине эпохи Мин, в начале шестнадцатого века. Тогда я была травницей в Куньмине.

– Но ваш китайский не настолько устарел, – заметил Си Ло.

– В предыдущем воплощении я жила в голландской фактории в Нагасаки, где часто беседовала с китайскими купцами.

Си Ло взволнованно закивал, а потом воскликнул по-русски:

– Кровь Господня! Маринус – доктор на фактории в Дэдзиме! Огромный краснолицый седой голландец, раздражительный, вспыльчивый и всезнающий. Вы были там, когда Его Величества фрегат «Феб» разнес все в щепки?