— Кетчум, ты что, вправду ничего не слышал? — спросил его старик.

Старик был тощим, сгорбленным. Невзирая на теплый сентябрьский день, он надел черные с красными полосами шерстяные охотничьи шаровары, которые едва держались на подтяжках. Скорее всего, верхняя часть тела у него не так мерзла, поскольку старик был в грязноватой белой майке.

— Никак ты, Генри? — спросил Кетчум.

Этого пильщика он не видел с тех самых пор, как в Париже сломали лесопилку, что было за несколько лет до бульдозера.

Генри поднял костлявую левую руку. На ней не было большого и указательного пальцев.

— Да, Кетчум, это я. Знаешь, что это? Это война на Ближнем Востоке, между мусульманами и евреями. Только началась она здесь.

— Она давно началась и не здесь, — возразил Кетчум. — Что вообще происходит? — рявкнул он, обращаясь к Норме Шесть.

— Спохватился! А я о чем тебе долдонила? — крикнула в ответ Норма Шесть.

— Атаки террористов, — объяснила молодая женщина с младенцем на руках. — Все аэропорты в опасности. Их закрыли.

Двое братьев-подростков, прогулявших школу, стояли босые, в одних джинсах и без рубашек.

— Сотни людей погибли. Может, даже тысячи, — сказал один из мальчишек.

— Они выпрыгивали из небоскребов, — добавил второй.

— Президент исчез, — сказала женщина с двумя маленькими детьми.

— А вот это хорошая новость! — обрадовался Кетчум.

— Да никуда он не исчез. Мотается на своем самолете между военными базами, — возразила Норма Шесть.

— Возможно, это сделали евреи, чтобы мы думали, будто это сделали арабы, — заявил молодой парень на костылях.

— Похоже, мальчик, у тебя не ноги хромают, а мозги, — сердито бросил ему Кетчум. — Христозапор! Я должен сам взглянуть в этот чертов «ящик»!

(Хотя Кетчум и обзавелся телефоном и даже телефаксом, он, наверное, оставался единственным жителем Эррола, у кого не было телевизора.)

Все потянулись на кухню Нормы Шесть. Кроме Кетчума, Дэнни и Кармеллы туда отправился и старый пильщик Генри, потерявший два пальца на левой руке, и обе молодые мамаши с детьми.

Парень на костылях поплелся к себе. Подростки остановились у сетки собачьего загона. Обменявшись любезностями с псами Нормы Шесть, один сказал брату:

— О! Новенький появился! Видишь того красавца с обкусанным ухом? Классно подрался.

— Я так думаю, он с котом сцепился, — высказал предположение брат.

— Там, наверное, был громадный котярище.

По телевизору снова и снова показывали момент столкновения самолета рейса 175 с южной башней Центра всемирной торговли и, конечно же, обрушение сначала южной, а затем и северной башни.

— Сколько людей было в небоскребах? А сколько копов и пожарных стояли на улице, когда порушились стены?

Вопросы Кетчума оставались без ответа. Время трагической статистики еще не настало.

В 13.04 президент Буш снова обратился к гражданам страны, теперь уже с базы ВВС в Барксдейле, штат Луизиана. Он заверил граждан, что принимаются необходимые меры безопасности. По всему миру войска США приведены в состояние повышенной боевой готовности.

— Спасибо Бушу. Теперь можно не бояться, что кто-нибудь протаранит винный магазин в Эрроле! — поморщился Кетчум.

— Будьте уверены, — продолжал Буш, — Соединенные Штаты обязательно найдут и накажут тех, кто повинен в этих трусливых деяниях.

— Ну и ну, — хмыкнул Кетчум. — Его послушаешь — это еще цветочки.

— Но ведь они атаковали нас, — сказала женщина с младенцем. — Разве мы не должны нанести по ним ответный удар?

— По кому? По покойникам? Они же все погибли!

В 13.48 президент Буш вновь поднялся на «борт номер один» и полетел в Небраску, на другую авиабазу.

— Так и будет летать с места на место, — прокомментировала Норма Шесть.

— Представляете, сколько войн затеет этот мозгосранец? — спросил Кетчум.

— Лихо ты его, Кетчум. Как-никак президент, — сказал пильщик.

Кетчум схватил его за руку, за ту, где не хватало пальцев.

— Генри, ты делал ошибки?

— Две — это точно, — ответил старик, и все поняли, о каких ошибках речь.

— Тогда сиди и жди, что будет дальше. Этот подтиральник из Белого дома не годится для такой работы. Подожди — и увидишь, сколько ошибок наплодит этот политический сосун! Успехов у него будет — с кучку мышиного дерьма, а к ним — мириады дерьмовейших ошибок!

— Как ты сказал?

Незнакомое слово почему-то испугало Норму Шесть.

— Мириады! — рявкнул Кетчум.

— Бесконечно большое количество, которое невозможно подсчитать, — объяснил Дэнни.

Вид у Нормы Шесть был совсем растерянный. Ее утренний запал бесследно исчез.

— Может, съездим посмотрим на танцы лосей? — вдруг предложила она. — А может, нам вчетвером поехать, устроить привал? Сегодня будет замечательный вечер. И ночь не хуже. Разве у нас с тобой не найдется пара лишних спальных мешков для Дэнни и Кармеллы?

— Нашла время, — поморщился Кетчум. — Против нас развязана необъявленная война, а тебе приспичило смотреть лосиные танцы! Столько раз звал, ты отказывалась. А сегодня мне не до танцев. Нам с Дэнни нужно серьезно поговорить. Дэнни, в этом твоем отеле найдется бар с телевизором?

— Я хочу домой, — заявила Кармелла. — Хочу вернуться в Бостон.

— Не сегодня, — оборвал ее Кетчум. — Не бойся, твой Бостон террористы бомбить не будут. Два самолета вылетели оттуда, верно? А если б им нужно было атаковать твой город, они бы это уже сделали.

— Завтра я отвезу тебя в Бостон, — сказал Кармелле Дэнни.

На Норму Шесть он старался не смотреть, понимая, каково ей сейчас.

— Оставь мне Героя. Я еще раз смажу ему раны, — сказала она, обращаясь к Кетчуму. — С собакой тебя в отель не пустят. А тебе придется там заночевать, чтобы не садиться за руль пьяным.

— Если только он заплатит, — сказал Кетчум, кивая на Дэнни.

— Можешь не беспокоиться, — ответил Дэнни.

Через дверку в кухню явились и все собаки Нормы Шесть. Почему-то слово «мириады», произнесенное Кетчумом, подействовало на людей, и они молчали. Собаки насторожились. Они не привыкли, чтобы столько людей, собравшихся вместе, не орали и не размахивали руками.

— Не скрещивай яйца, Герой, — обратился к своему псу Кетчум. — Тебе же сегодня не обязательно ехать на работу в свою больницу? — спросил он Норму Шесть.

— Я могу им понадобиться, — бесцветным голосом ответила она. — Я им нравлюсь.

— Черт побери, ты мне тоже нравишься, — неуклюже произнес Кетчум.