Приземистая часовня Стиринг-скул, выстроенная в подражание стилю тюдор, была так густо увита плющом, что казалось, проросла из-под земли и теперь тщетно пытается пробиться также сквозь плотно переплетенные побеги.

Темные, в полоску, штаны (от костюма Джона Вулфа) упорно сползали и мели землю, когда Гарп вошел в полутемную часовню, — он так и не отдал костюм портному, а попытался кое-как подогнать его сам. Первая волна сумрачной органной музыки сразу дымом окутала Гарпа. Он думал, что пришел достаточно рано, однако, к своему ужасу, увидел, что похороны Жирного Стью уже начались. Почти все присутствующие были глубокими стариками, и Гарп никого не узнавал — это были те самые старцы из высшего общества Стиринг-скул, которые посещали любые похороны: выражая на чужих похоронах двойное сочувствие, они как бы предвосхищали свои собственные. А эта смерть, думал Гарп, привлекла столько народу в основном потому, что Мидж принадлежала к семейству Стиринг, ведь сам-то Стюарт Перси мало с кем дружил. Церковные скамьи были заполнены вдовами; их маленькие черные шляпки с вуалями вызывали ощущение паутины, упавшей сверху на головы этих старых дам.

— Я рад, что и ты здесь, Джек, — сказал Гарпу какой-то человек в черном, сидевший в последнем ряду. Гарп, почти никем не замеченный, присел на заднюю скамью, надеясь переждать здесь прощальную церемонию, а потом переговорить с органистом. — У нас тут мускулов не хватает, гроб нести некому, — снова обратился к Гарпу сосед, и Гарп узнал его: это был водитель катафалка из похоронной конторы.

— Я не носильщик гробов, — прошептал Гарп в ответ.

— Тебе придется на время им стать, — возразил водитель катафалка, — иначе мы никогда его отсюда не вытащим. Уж больно здоровенный.

От водителя катафалка пахло сигарным дымом. И, взглянув на скамьи, освещенные узкими полосками солнечного света из окон часовни, Гарп убедился, что водитель прав. Отовсюду ему подмигивали седые кудряшки старых вдов, даже лысых голов стариков среди присутствующих почти не видно; и штук тринадцать или четырнадцать прочных тростей были аккуратно прислонены к подлокотникам скамей. Заметил Гарп и два инвалидных кресла.

В итоге он не возражал, когда водитель катафалка взял его под руку и повел за собой.

— Они сказали, мужчин будет больше, — шепотом жаловался водитель, — но никого мало-мальски здорового я тут не заметил.

Гарпа проводили к передней скамье; напротив сидело все семейство Перси. К своему ужасу, он увидел, что на той скамье, где ему предложили сесть, распростерто чье-то тело. Лежавший там старик был совершенно неподвижен, и сесть Гарп так и не решился; впрочем, ему тут же помахали со скамьи семейства Перси, приглашая к себе, и вскоре он обнаружил, что сидит рядом с Мидж. У Гарпа мелькнула мысль, что старик на скамье — просто очередной покойник, ждущий отпевания.

— Это дядя Харрис Стэнфулл, он просто спит, — шепнула Гарту Мидж, кивнув в сторону лежащего на скамье старика, который выглядел как самый настоящий покойник.

— Это дядя Хорас Солтер, мама! — поправил сидевший рядом с ней мужчина, и Гарп узнал Стьюи Второго, краснорожего и весьма корпулентного; Стьюи был старшим из детей Перси и ныне единственным из сыновей. Насколько Гарп помнил, Стьюи имел какое-то отношение к алюминиевому производству в Питтсбурге. Стьюи Второй не видел Гарпа с тех пор, как Гарпу было пять, и, судя по всему, совершенно не помнил его. Впрочем, и Мидж, казалось, никого больше не узнает. Высохшая, сморщенная, с абсолютно белыми волосами и уродливыми коричневыми пятнами на лице, размером и толщиной с нечищеный арахис, Мидж страдала нервным тиком, отчего ее голова без конца дергалась вперед, как у курицы, которая высматривает, что бы ей клюнуть.

С первого взгляда Гарп сообразил, что гроб, видимо, придется нести Стьюи Второму, водителю катафалка и ему, Гарпу, и очень сомневался, что они втроем справятся. Как ужасно, думал он, быть настолько нелюбимым! И все смотрел на серый гроб Стюарта Перси, напоминавший корабль и, к счастью, сейчас закрытый.

— Простите, молодой человек, — прошептала Гарпу Мидж; ее затянутая в перчатку рука так же легко коснулась его плеча, как один из длиннохвостых попугаев, которых всегда держали в доме Перси. — Я что-то не припомню вашего имени, — сказала она, мило и совершенно маразматически улыбаясь.

Гарп хмыкнул и где-то между «Смитом» и «Джонсом» споткнулся вдруг о выдуманное имя, которое, когда он его произнес, удивило и Мидж, и его самого:

— Я же Смонс, миссис Перси!

Стьюи Второй, казалось, вообще не прислушивался к их разговору.

— Мистер Смонс? — переспросила Мидж.

— Ну да, Смонс, — сказал Гарп. — Смонс, выпуск шестьдесят первого года. У меня мистер Перси историю преподавал.

— О да, мистер Смонс! Как мило, что вы вспомнили и пришли, — сказала Мидж.

— Я был очень огорчен, когда узнал, — сказал «мистер Смонс».

— Да, мы все были очень огорчены! — громко сказала Мидж, осторожно оглядывая полупустую часовню. Нервный тик сотрясал теперь все ее лицо, и складки дряблой кожи на щеках мелко дрожали.

— Мама, — предостерегающим шепотом обратился к ней Стьюи Второй.

— Да-да, Стюарт, я больше не буду, — сказала она. А «мистеру Смонсу» пояснила: — Так жаль, что не все наши дети смогли присутствовать.

Гарп, разумеется, знал, что сердце Допи давно уже разорвалось от напряжения, что Уильям погиб на войне, что Куши умерла в родах… Гарпу казалось, он знает, где примерно может быть Бедняжка Пух. Во всяком случае, он испытал огромное облегчение, не обнаружив Бейнбридж Перси на фамильной скамье.

Именно там, среди жалких остатков некогда многочисленного семейства Перси, Гарп вспомнил совсем другой день.

«Куда мы уходим, когда умираем?» — спросила однажды у матери Куши Перси. Жирный Стью, рыгнув, тут же вышел из кухни. Остальные Перси продолжали сидеть за столом: Уильям, которого ждала война, Допи, сердце которого обрастало жиром, Куши, которая не сможет родить ребенка, потому что все жизненно важные органы в ее шальном организме совершенно перепутаны; Стьюи Второй, который впоследствии зациклится на производстве алюминия. Но только Господу Богу было известно, что случилось с Бедняжкой Пух. Маленький Гарп сидел с ними вместе — в огромной роскошной кухне великолепного особняка Стирингов.

«После смерти, — сказала детям Мидж Стиринг-Перси (и маленький Гарп тоже слушал ее), — все мы уходим в один большой дом, очень похожий на этот».

«Но только еще больше», — сказал Стьюи Второй очень серьезно.

«Надеюсь, что так», — с тревогой заметил Уильям.

Допи не понял, о чем речь. Пух была еще слишком мала и вообще говорить не умела. Куши сказала, что она в это не верит и одному только Богу известно, куда попадет она, Куши…

И теперь, подумав об огромном, некогда великолепном фамильном особняке Стирингов, теперь предназначенном на продажу, Гарп вдруг понял, что хочет его купить.