Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двуокись углерода. Все говорят, что это очень легко — просто засыпаешь, и все. Не сомневаюсь в том, что это правда. Но, увы, в моем случае она ассоциируется с кошмаром номер один.
Я предпочел бы никогда не читать ту проклятую книгу под названием «Правдивые истории времен Второй мировой войны», или что-то в этом роде. В ней была глава о немецкой подводной лодке, которую нашли и подняли после войны. Команда так и оставалась внутри — по двое в койке. Между каждой парой скелетов лежал один респиратор, которым люди пользовались совместно.
Ну что ж, здесь, по крайней мере, такого не будет, но я абсолютно уверен в другом. Когда начнутся проблемы с дыханием, я почувствую себя словно в той подлодке, обреченной на гибель.
Может, выбрать способ побыстрее? В вакууме теряешь сознание секунд за десять — пятнадцать. Те, кто через это прошел, говорят, что это совсем не больно — только какое-то странное ощущение. Однако сама мысль о том, чтобы дышать тем, чего нет, слишком напоминает мне кошмар номер два, пережитый лично.
В детстве я много нырял во время каникул, которые проводил с родителями на Карибах. Двадцать лет назад там затонуло на рифах старое грузовое судно, которое лежало на глубине нескольких метров. Почти все его люки были открыты, так что любой с легкостью мог проникнуть внутрь в поисках сувениров и ради охоты на крупную рыбу, находившую там убежище.
Конечно, без водолазного снаряжения это было опасно. Но какой мальчишка удержался бы от подобного соблазна?
Обычно я начинал с того, что нырял в люк на носовой палубе, откуда проплывал метров пятнадцать по коридору, в который падал приглушенный свет из иллюминаторов, а потом под углом поднимался вдоль короткого трапа и выныривал через дверь разбитой рубки. Все путешествие занимало меньше минуты. Ничего сложного для человека в хорошей форме. Мне даже хватало времени на то, чтобы осмотреться или поиграть с рыбами. Иногда для разнообразия я проделывал тот же путь в обратном направлении, начиная с двери и заканчивая люком.
Именно так я плыл в последний раз. Я уже неделю не нырял — бушевал шторм, море было слишком неспокойно — и потому сгорал от нетерпения.
На поверхности я несколько раз глубоко вздохнул, пока не почувствовал покалывание в кончиках пальцев, затем нырнул и осторожно направился к темному прямоугольнику двери.
Она всегда выглядела зловеще и угрожающе, что лишь еще больше меня возбуждало. Первые несколько метров я почти ничего не видел. Контраст между тропическим солнцем над водой и темнотой под верхней палубой был столь велик, что зрение приспособилось не сразу. Обычно на середине коридора я уже мог хорошо все разглядеть. Потом становилось все светлее. Я приближался к открытому люку, где сноп солнечного света рисовал ослепительный прямоугольник на ржавом, покрытом ракушками металлическом полу.
Я уже приближался к концу пути, когда вдруг понял, что на этот раз светлее не становится. Я не видел впереди наклонного столба солнечного света, который обычно вел меня в мир, где были воздух и жизнь. Я был сбит с толку, секунду размышлял, не заблудился ли, понял, что произошло, и замешательство сменилось самой обычной паникой. Шторм, видимо, захлопнул крышку люка, а та весила как минимум четверть тонны.
Не знаю, как я развернулся кругом, помню лишь, что довольно медленно плыл назад по коридору, мысленно повторяя: «Не спеши, воздуха вполне хватит, если не будешь дергаться». Я все прекрасно видел, поскольку прошло достаточно времени, чтобы глаза привыкли к темноте. Я увидел множество подробностей, которые не замечал раньше, например красную рыбу-белку, притаившуюся в тени, зеленые листья и водоросли, росшие в небольших пятнах света вокруг иллюминаторов, и даже одинокий резиновый сапог, явно в прекрасном состоянии, лежавший там, где кто-то, вероятно, сбросил его с ноги. В какой-то момент в боковом коридоре я увидел большого морского окуня, который смотрел на меня, вытаращив глаза и приоткрыв толстые губы, словно удивленный моим вторжением.
Стальной обруч все сильнее сжимал грудную клетку. Я больше не мог задерживать дыхание, но трап казался нескончаемо далеким. Я выпустил изо рта несколько пузырьков воздуха, на мгновение почувствовал себя лучше, но стоило мне выдохнуть, как боль в легких стала совершенно невыносимой.
Теперь уже не было никакого смысла экономить силы, совершая размеренные неспешные гребки. Я вдохнул остатки воздуха из маски, чувствуя, как она сжимает мне нос, и изо всех сил рванулся вперед.
Больше я ничего не помнил до того момента, когда, задыхаясь и кашляя, оказался на поверхности и судорожно вцепился в обломок мачты. Вода вокруг покраснела от крови. Я не знал, отчего это, и тут с нескрываемым удивлением заметил глубокий порез на правой лодыжке. Видимо, я зацепился за какое-то острое препятствие, но вообще его не заметил и не чувствовал боли даже потом.
На этом мои подводные приключения закончились. Через десять лет начались тренировки астронавтов, и я вошел в подводный симулятор невесомости. На этот раз все оказалось иначе, поскольку на мне был скафандр. Однако порой мне становилось не по себе, и я опасался, что психологи это заметят. Я всегда остерегался находиться под водой с почти пустым баллоном, поскольку однажды уже едва не задохнулся, и не собирался рисковать еще раз.
Я прекрасно знаю, каково будет дышать тем ледяным без малого вакуумом, который на Марсе считается атмосферой. Нет, спасибо.
А что плохого в яде? Полагаю, ничего. Нам говорили, что тот, который у нас есть, действует в течение пятнадцати секунд. Но все во мне сопротивляется, несмотря на отсутствие разумной альтернативы.
Был ли у Скотта с собой яд? Сомневаюсь. Если и был, то я уверен в том, что он им так и не воспользовался.
Я не собираюсь пробовать. Может, от него и есть какая- то польза, но я в этом сомневаюсь.
* * *
Радио только что отпечатало сообщение с Земли, напоминающее, что прохождение начнется через два часа. Можно подумать, я мог об этом забыть. Поскольку четверо уже мертвы, я окажусь первым человеком, который его увидит, и останусь единственным ровно на сто лет. Не так уж часто Солнце, Земля и Марс оказываются точно на одной линии. Последний раз это было в тысяча девятьсот пятом году, когда бедный старик Лоуэлл еще писал свою прекрасную чушь о каналах и великой умирающей цивилизации, которая их построила. Жаль, что все это оказалось иллюзией.
Проверю лучше телескоп и хронометр.
* * *
Солнце сегодня спокойное. Таким оно и должно быть примерно в середине цикла. Пара маленьких пятен и несколько небольших зон турбулентности вокруг них. Такая погода установилась на Солнце на несколько ближайших месяцев. Это единственное, о чем не придется беспокоиться тем, другим, по пути домой.
Думаю, самые худшие мгновения мы переживали, глядя, как «Олимп» стартует с Фобоса и направляется к Земле. Хотя мы уже несколько недель знали, что ничего сделать не удастся, казалось, будто перед нами навсегда захлопнулась дверь.
Была ночь, так что мы все прекрасно видели. Несколькими часами ранее Фобос вынырнул на западе и как сумасшедший мчался по небу, превращался из узенького серпа в широкий полумесяц и исчез в тени Марса, не достигнув зенита.