– Прекратить стрельбу! Прекратить стрельбу!

Стрельба пошла на убыль и прекратилась.

Майкл скрючился за лебедкой, а Чесна и Лазарев укрылись за боч– ками со смазкой. Майкл слышал испуганные стоны некоторых заключенных и звяканье перезаряжаемого оружия. По цеху плыло марево голубого ды– ма, неся с собой едкий запах пороха.

Через мгновение из-за металлических ворот раздался усиленный громкоговорителем голос: – Барон? Пора бы вам и Чесне бросить оружие. Ваша игра закончилась!

Майкл посмотрел на Чесну, и их взоры встретились. Это был голос Эриха Блока. Как он узнал?

– Барон? – продолжал Блок.– Вы – неглупый человек. Явно неглу– пый. Вам известно, что теперь здание окружено и для вас нет никакого пути, чтобы выбраться. Мы возьмем вас в любом случае.– Он помолчал, давая им время подумать. Потом: – Чесна, дорогая. Конечно, вы понима– ете свое положение. Бросайте оружие – и мы поговорим по-доброму.

Чесна осмотрела на своей лодыжке рану с посиневшими краями. Ее толстый шерстяной носок намок от крови, боль была мучительной. Проби– та кость, подумала она. Ей было вполне понятно ее положение.

– Что будем делать? – спросил Лазарев с ноткой испуга в голосе. Из прочерченных осколками царапин на бороду стекала кровь.

Чесна сбросила рюкзак и расстегнула верхний клапан.

– Барон, вы снова меня изумляете! – сказал Блок.– Мне бы очень хотелось узнать, как удалось устроить ваш побег из Фалькенхаузена? Испытываю к вам глубочайшее уважение.

Майкл увидел, как рука Чесны потянулась к пакетику. Она вынула квадратик вощеной бумаги.

Капсулы с цианидом.

– Нет! – Лазарев схватил ее за руку.– Есть другой способ.

Она затрясла головой, вырываясь.– Вы знаете, что его нет,– ска– зала она и стала разворачивать пакетик.

Майкл подполз к ней.

– Чесна! Мы еще можем пробиться! У нас еще есть гранаты!

– У меня сломана лодыжка. Как я смогу выбраться отсюда? Ползком?

Он схватил ее за запястье, не давая положить капсулу в рот.– Я понесу тебя.

Она слабо улыбнулась, глаза ее помутнели от боли.– Да,– сказала она.– Верю, что понес бы.– Она коснулась его щеки и пробежала пальца– ми по его губам.– Но это нам не поможет, верно? Нет. Я не хочу, чтобы меня посадили в клетку и пытали, как зверя. Я слишком много знаю. Из– за меня могут приговорить десяток других к…

Что-то звякнуло о пол в пятнадцати футах от них. Майкл посмотрел в ту сторону, сердце его забилось, и он увидел, что один из солдат с лестничной клетки только что бросил гранату.

Она взорвалась прежде, чем кто-нибудь из них успел пошевелиться. Из нее брызнуло пламя, раздался хлопок, яркая вспышка, потом из гра– наты повалил молочно-белый дым. То, что это был не дым, Майкл понял уже в следующую секунду. У него было тошнотворно-сладкий, похожий на апельсиновый запах – запах химикатов.

Хлопнула вторая граната, рядом с первой. Чесна, глаза у которой слезились, поднесла капсулу с цианидом ко рту. Майкл не мог этого вы– нести. К добру или не к добру, он выбил капсулу из ее руки.

Едкий дым накрыл их как занавес. Лазарев кашлял и задыхался, пы– тался встать на ноги, слезы слепили ему глаза, руки молотили по клу– бам дыма. Майкл чувствовал себя так, будто его легкие раздулись и он не мог сделать вдох. Он слышал, как кашляла и задыхалась Чесна, она приникла к нему, когда он попытался поднять ее. Но воздух у него кон– чился, а дым был такой густой, что чувство ориентации нарушилось. То– же одно из изобретений Гильдебранда, подумал Майкл и, ослепший и пла– чущий, упал на колени. Он слышал, как кашляли заключенные, тоже по– павшие под действие газа. В дыму перед ним появилась фигура солдата в противогазе. Он наставил винтовку на голову Майкла.

Чесна возле него обмякла, тело ее задергалось. Майкл упал на нее, пытаясь опять подняться, но силы ему изменили. Чем бы ни были эти химикаты, они были сильны. И тут, морщась от вони гнилых апельси– нов, Майкл Галатин выключился.

Они очнулись в камере, зарешеченное окошко которой выходило на летное поле. Майкл, раненая рука которого была обмотана бинтом, всматривался в серебристый дневной свет и увидел, что большой транс– портный «Мессершмит» был еще там. Бомбы были еще не погружены.

Все их вещи и парки лежали разодранными в стороне. Лодыжка Чесны тоже была перевязана, и когда она оттянула бинт, чтобы осмотреть ее, то увидела, что рана была прочищена, а пуля удалена. Действие газовых гранат еще не прошло, они все еще отплевывались водянистой слизью, и здесь оказалось ведро, поставленное в камере специально для этого. У Майкла была убийственная головная боль, а Лазарев был способен лишь лежать на одной из раскладушек с тощим матрасом, уставив глаза в по– толок, как пьяница после длительного запоя.

Майкл стал шагать туда-обратно по камере, каждый раз останавли– ваясь, чтобы глянуть сквозь узкий глазок в деревянной двери. Коридор был пуст.– Эй! – закричал он.– Принесите нам еды и воду! – Через мгновение явился охранник, зло посмотрел на Майкла светло-голубыми глазами и опять ушел.

Не прошло и часа, как два охранника принесли им еду – густую ов– сяную кашу – и бачок с водой. Когда все это было съедено, те же самые двое солдат, держа в руках автоматы, появились еще раз и приказали пленным выйти из камеры.

Майкл поддерживал Чесну, когда она захромала по коридору. Лаза– рев спотыкался, в голове у него еще стоял туман, а ноги были как ват– ные. Охранники повели их из этого здания, каменной тюрьмы на краю летного поля, по аллее на фабрику. Через несколько минут они уже вхо– дили в большое здание, располагавшееся неподалеку от того, где их схватили.

– Нет, нет! – услышали они высокий мальчишеский голос.– Веди мяч дриблингом! Не беги с ним! Дриблинг!

Они вошли в спортивный зал, пол которого был из лакированных ду– бовых досок. Здесь была открытая трибуна с рядами мест и замерзшие стекла в окнах. Кучка изможденных заключенных боролась за обладание баскетбольным мячом, в то время как охрана с винтовками наблюдала за ними. Прозвучал свисток, замирая в углах зала.

– Нет! – мальчишеский голос был полон раздражения.– Штраф коман– де голубых! Теперь мяч у команды красных!

У заключенных на руках были повязки из голубой и красной мате– рии. Длинные фигуры в мешковатых серых робах спотыкались и пошатыва– лись, стремясь закинуть мяч в корзинку на противоположной стороне площадки.

– Дриблинг, Владимир! Ты что, совсем ничего не соображаешь в этой игре? – Человек, который кричал это, стоял у края площадки. На нем были черные рейтузы и полосатая судейская рубашка, у него была длинная грива белых волос, свисавших до лопаток, и рост у него был почти в семь футов.– Хватай мяч, Темкин! – кричал он и топал ногой.– Пропустил такой легкий бросок!

Безделье, переходящее в сумасшествие,– подумал Майкл. Но был там еще и Эрих Блок, вставший с места на открытой трибуне и махавший им, подзывая к себе. Несколькими рядами выше своего хозяина сидел Бутц, выглядевший как рассерженный бульдог.