Фиона перестала тереть виски.

— Тедди, что ты сказал? — шепотом спросила она.

— Э-э… «Чай Бертона».

— Сколько там точно? — спросила она, схватив бумагу и перо.

Тедди провел пальцем по колонке:

— Изрядная сумма.

— Сколько, Тедди?

— Четыреста пятьдесят тысяч.

У Фионы перехватило дыхание. Тедди посмотрел на нее. Ее глаза стали размером с блюдца.

— Так вот в чем дело… — пробормотала она. — Лживый ублюдок! Мошенник! А я-то не могла понять, как ему удается сохранять пятьдесят один процент акций при таких долгах. Вот, значит, как он это делал…

— Что делал, Фиона?

Она не ответила. Рывком открыла верхний ящик стола, достала папку, открыла ее, просмотрела документы и начала что-то лихорадочно высчитывать. — пятьдесят два процента, — наконец хрипло сказала Фиона. — Черт побери, у меня пятьдесят два процента!

— Процента чего?

— «Чая Бертона», Тедди. Дай взглянуть, — сказала она и потянулась за банковскими отчетами.

Тедди передал их ей. Последние отчеты лежали сверху. Она листала их квартал за кварталом, пока не нашла то, что искала: покупка акций «Чая Бертона». Они поступили в фонд Ника в марте 1894-го. Элджин заплатил за каждую акцию почти три фунта — около пятнадцати долларов. В то время их общая стоимость вместе с другими ценными бумагами фонда Ника, стоившими около ста шестидесяти тысяч фунтов, составляла громадную сумму в полтора миллиона фунтов. Она быстро нашла собственные счета за тот же квартал и выяснила, что платила за акции «Чая Бертона» от восемнадцати до двадцати одного доллара. Акции Ника были приобретены с большой скидкой.

Потом Фиона сравнила отчеты фонда Ника за март 94-го с самыми последними — за март 98-го. Хотя все акции, кроме «Чая Бертона», приносили прибыль, но потери Бертона были так велики, что общий счет по сравнению с мартом 94-го стал вдвое меньше. Четыреста пятьдесят тысяч Ника, вложенные в «Чай Бертона», теперь превратились в сто пятьдесят тысяч.

Даты, разница в стоимости акций, потери… все это встало на свои места, щелкнуло, и головоломка сложилась.

— Тедди, отдашь мне фонд Ника целым, — сказала Фиона, оторвавшись от отчетов. — Чего бы это ни стоило. Ты понял меня? Я должна иметь все эти акции. Начни сегодня же. Пошли в «Альбион» письмо… нет, телеграмму… — Внезапно ею овладела паника. — Элджин ведь не может продать акции, правда? — тревожно спросила она.

— Конечно нет. Счета Ника заморожены до тех пор, пока завещание не пройдет проверку здесь, в Нью-Йорке. Сейчас они по закону принадлежат ближайшему родственнику. То есть тебе.

— Отлично. Отлично. Сообщи Элджину о моем желании немедленно. — Она встала и начала расхаживать по кабинету. — Сегодня же вечером пошли ему телеграмму. Сегодня же. Кто-нибудь в твоей конторе может это сделать? Я хочу, чтобы он узнал об этом завтра прямо с утра. Все, Тедди, иди. Тебя отвезет мой кучер. Ты успеешь попасть в свою контору еще до суда.

Тедди, изумленный до крайности, пошел к карете. Фиона заставила беднягу поклясться, что он отправит телеграмму, и велела кучеру везти его как можно быстрее.

Вернувшись в кабинет, Фиона снова села в кресло и оцепенела. Она не знала, смеяться ей или плакать. Оказывается, акции Бертона, за которыми она так отчаянно гонялась, все это время лежали в инвестиционном фонде ее мужа. Тридцать процентов от полутора миллионов. Прямо в руках Ника.

Теперь все приобрело смысл. В 94-м Бертон нуждался в деньгах, чтобы финансировать выход на американский рынок. К тому времени он уже получил от «Альбион-банка» триста тысяч фунтов. Его акционеры знали это и, согласно статьям, которые читала Фиона, испытывали большие сомнения.

Чтобы получить дополнительные фонды без ведома своих инвесторов, Бертон предложил самому Элджину, а не банку, купить у него значительную часть его собственного пакета акций. Причем предложил сделать это с приличной скидкой, что было видно из банковских отчетов. Бертон знал, что у Элджина они будут в целости и сохранности. Несомненно, он убедил банкира, что, когда «Чай Бертона» обоснуется в Америке — огромной стране с растущим населением, — стоимость акций увеличится. После этого Бертон использует полученную в Америке прибыль, чтобы выкупить акции по более высокой цене, и Элджин сорвет на этом изрядный куш.

Поскольку сделка была негласной, Элджин не мог использовать для нее деньги «Альбиона». К тому времени «Альбион» тоже стал акционерным обществом, и вкладчики тщательно просматривали его отчеты. Поэтому Элджин использовал собственные средства и положил акции в частный фонд. Фонд Ника. Скорее всего, поручил это своему секретарю или кому-то из старших клерков, пользовавшемуся его доверием. О существовании этого счета должны были знать в банке только два человека. Естественно, Элджин был уверен, что акции там будут в безопасности и ничего объяснять Нику не придется. Он прекрасно знал, что его сын люто ненавидит все, связанное с «Альбионом». Сыну и в голову не придет потребовать эти акции; его интересуют не капиталовложения, а доход, который они приносят. К тому же Ник серьезно болен. Когда он умрет, не имея ни жены, ни наследников, фонд просто вернется в семью.

Похоже, оба считали сделку удачной. Бертон получал ссуду, в которой нуждался, Элджин в конце концов приобретал кругленькую сумму, и все были довольны.

Но существовали два фактора, которых Элджин не учел. Во-первых, если бы экспансия Бертона в Америку потерпела неудачу, чаеторговец не смог бы выкупить свои акции по более высокому курсу. Во-вторых, он не предполагал, что Ник не умрет, женится и оставит жене все свое имущество, в том числе и инвестиционный фонд.

Фиона глубоко вздохнула и встала. Сидеть после такого потрясения было невозможно. Она посмотрела на фотографию Ника, стоявшую на столике для визитных карточек. Если бы только она знала… Но откуда она могла это знать? Ник никогда не говорил ей, что хранилось в его фонде. Он и сам этого не знал. Он не знал даже того, сколько денег лежит у него в бумажнике.

Она взяла фотографию в руки и в первый раз за все время, прошедшее после смерти Ника, почувствовала, что он рядом. Ник по-прежнему защищал ее, по-прежнему присматривал за ней. Его тело умерло, но его дух остался в ее сердце. Он был ее частью и всегда будет ею. В точности так, как сказал Майкл.

В окно снова подул ветер, но на этот раз Фиона не задрожала. Она улыбнулась, представив себе, что это Ник притрагивается рукой к ее щеке. Она прижала фотографию к груди, закрыла глаза и прошептала:

— Спасибо. Спасибо тебе за все. И за этот последний подарок тоже.

— Итак, дорогие мои, я от души поздравляю моего брата Джеймса, — сказал Джо, произнося тост на торжественном завтраке в честь бракосочетания. — А моей невестке Маргарет… — Он сделал паузу, притворился огорченным, а затем закончил: —…приношу искренние соболезнования.