Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жан сунул руки в карманы пиджака, чтобы выглядеть увереннее. И удивился, обнаружив в левом кармане конверт. Там были деньги.
— Ну это уж слишком! — буркнул он. — Я не собираюсь жить на его подачки! Буду пахать день и ночь, но на хлеб себе и Фостин заработаю!
В конверте обнаружилась записка: «Прогуляйтесь по городу и подумайте о подарке для дочки. А деньги вернете в свое время. Б. Ж».
Такая забота тронула его, хотел он того или нет. Пришла странная мысль: если бы Клер вышла не за Фредерика, а за Бертрана, она бы вскоре его полюбила… У адвоката, бесспорно, добрая душа, и он очень деликатен. Бывший заключенный решился выйти в город, тем более что до отъезда был еще час. Портье низко ему поклонился — не узнал.
В магазине игрушек Жан приобрел фарфоровую куклу с набором платьев в картонной коробке. Продавщица, зрелая дама с приятным лицом, мило ему улыбалась. Подавая ей деньги, Жан осознал, что решительно перечеркивает тем самым свое прошлое отверженного. Весь мир был ему открыт: другие города, сотни девушек, готовых его любить, новые, невиданные прежде пейзажи — и не нужно бояться, прятаться. Это все меняло.
Он прошелся по улице Пост, по городскому саду, постоял возле фонтанов, полюбовался деревьями, среди которых были весьма примечательные, — такие, как громадный кедр возле круглой башни. Матери семейств, окруженные детворой, улыбались ему. Старик, сидевший возле памятника, попросил милостыню. Жан дал ему несколько су, принятые с благодарностью.
Незадолго до полудня он вернулся в гостиницу. За окном, легкие и нерешительные, порхали хлопья снега.
* * *
Волчья мельница, 24 декабря 1902 года
Клер посмотрела по сторонам. Просторная кухня, где она проводила большую часть своего времени, выглядела очень нарядно. Приятно пахло горячей карамелью.
Часы пробили два пополудни. К этому времени Жан должен был приехать… Чем он занят? Он ведь обещал, что заедет за Фостин! Молодая женщина схватилась за спинку плетеного кресла, в котором спал недавно появившийся в доме котенок — придумка Раймонды. Много лет на мельнице не заводили кошек — Ортанс Руа терпеть их не могла. А теперь это пушистое чудо радовало детей.
Вошел Леон с картузом в руке.
— Мадемуазель, пойду-ка я к мосту! Мсье Жиро сказал, что высадит Жана там. Что-то они задерживаются!
— Конечно иди, Леон! Тебе он точно обрадуется. Скажешь, что Фостин сейчас спит.
Парень посмотрел на Клер, вздохнул. Больно было видеть ее осунувшееся лицо, круги под глазами. Кивнув, он вышел. Молодая женщина разгладила свою черную юбку, проверила, чтобы из прически не выбилось ни прядки. Вчера, когда Бертран приехал с новостями, она смогла лишь робко его поблагодарить. А ночью не сомкнула глаз. Если отец, Леон и все семейство радовались, Клер испытала лишь огромное облегчение.
В доме было тихо. Раймонда выбирала вино в кладовой. Базиль, которому до сих пор нездоровилось, не выходил из своей комнаты. Матье играл с деревянным мечом, который для него выстругал Леон. Колен упаковывал заказанные двенадцать стоп тонкой бумаги. В праздничный день он обычно отпускал работников в четыре.
«Господи, помоги! Я снова увижу Жана, здесь! Он свободен, какое это для него счастье! Господи, сделай так, чтобы он меня простил!»
Так молилась Клер.
Молилась, сдерживая слезы. Этьенетта, которая все еще дулась на нее после того инцидента с Николя, не выходила из своей комнаты. Клер села на лавку, повесила голову. Соважон улегся у ее ног и тихонько завыл, постукивая хвостом по плиточному полу.
* * *
Жан смотрел вслед автомобилю адвоката. Машина поднималась по склону к поместью, оставляя за собой облака черного дыма. Снегопад продолжался, и над землей висело марево из снежинок. Склоны холмов, камыш у реки и кусты укрылись белым пушистым одеялом — точь-в-точь как на почтовых открытках.
Волнение захлестнуло его помимо воли. Перед ним раскинулась долина О-Клер, опустошенная зимой, но тоже очень красивая. Взгляд его невольно обратился к скалам, и Жан скорбно поморщился.
— Пещера фей… — пробормотал он, как во сне.
Прекрасное лето 1897 года оживало в памяти. Он принял этот поток ярких, солнечных воспоминаний, чарующей силе которых так долго противился. Клер на песке в пещере — голая, смеющаяся, пылко влюбленная… Грозовая ночь, когда они плескались в речке, пьяные от желания…
«Хорошее было время, — подытожил Жан. — Такого больше не будет. Вернее, таких радостей…»
На дороге показался человек — высокий, худой. Он узнал Леона.
— Жан! Дружище, как я рад тебя видеть!
Парень помахал картузом. И вот он уже стоит перед Жаном, с дрожащими губами, замирая от волнения. Мужчины обнялись.
— А ты-то что тут забыл, матрос? — спросил Жан. — Я думал, тебя нет в живых. И тут на суде начинаешь петь мне хвалебные песни! Где ты сейчас?
— Да на мельнице, где же еще! Нанялся мастером на все руки. Вместо Фолле. Хожу за лошадками мадмуазель Клер, она так добра ко мне, и невеста у меня есть — Раймонда, служанка. Самая красивая девушка в долине!
Жан невольно улыбнулся. Видеть Леона живым и здоровым — это, конечно же, ободряло.
— Тебе тоже повезло! Когда у меня на глазах «Бесстрашный» развалился и ушел под воду, я думал, пришел наш последний час. И вот мы с тобой стоим и болтаем как ни в чем не бывало!
Покраснев до корней своих рыжих волос, Леон положил руку Жану на плечо:
— Мы ведь так крепко дружили на этом чертовом сейнере, помнишь? Я нарочно вышел тебя встречать, у меня есть что сказать… Ты не должен злиться на мадмуазель Клер, что так паршиво вышло с письмом! Или тогда и на меня злись тоже! Можешь меня стукнуть! Ну, давай, бей!
— Прекрати! — буркнул Жан.
— А выслушать придется! Разве она виновата, что я притопал на мельницу, поверив всему, что ты мне рассказывал о своей нареченной? И вдруг она говорит, что ты живой и что у тебя семья в Нормандии. Я чуть не спятил от радости. И говорю ей: «Надо обязательно ему написать! Чтобы у Жанно да не нашлось для меня работы? Мадмуазель Клер, добрая душа, рада оказать мне услугу. Помогла написать письмо, дала адрес. Строго наказала ни с кем в деревне не болтать, отправить письмо — и домой. А болван Леон не придумал ничего лучше, чем толкнуть какого-то буржуа, и тот поднял с земли конверт!
