Он лежал в своей старой квартире. На столе, на прежнем месте, валялся рулон с картинами Пеи, которые он оставил, отправившись искать убежища у паломников. Они лежали здесь и в тот день, когда…

Комната провоняла спиртным. Привстав, Тинкар увидел, что у его ног разбилась бутылка, весь пол был усеян осколками стекла. Мигрень усилилась, мозг словно болтался в черепе, ударяясь о кости.

– Неделя! Прошла уже целая неделя!

Он поднялся, осторожно ступая туда, где не было осколков, прошел в кухоньку и жадно напился воды. Потом сел за стол и долго сидел неподвижно, охватив голову руками. Он не мог даже плакать.

Целая неделя!

Тинкар вспомнил, как, словно во сне, несся по улицам города в сопровождении Анаэны и других галактиан. Его приветствовали мужчины и женщины, но он ничего не замечал. Он ворвался в анклав, как слепой добрел до квартиры.

В спальне, на неубранной постели, еще лежала его пижама и ночная рубашка Иолии. Только тогда он все понял.

Несколько часов он провел в одиночестве, ходя из комнаты в комнату, пытаясь забыть, поверить в то, что это неправда. Все вокруг еще носило на себе отпечаток Иолии, и он цеплялся за эти последние мгновения – мгновения, когда еще можно было надеяться на то, что Иолия просто отсутствует, что она вот-вот вернется и улыбнется ему. Вдруг он осознал горькую правду и рухнул на кровать, сжимая в руках рубашку жены, все еще хранившую запах ее тела.

Затем он хладнокровно, словно речь шла о товарище, павшем в бою, разобрал все вещи, которые хотел сохранить на память или отдать семье, и навсегда покинул квартиру. Он не мог в одиночестве жить там, где все напоминало о ней.

Тинкар пожелал увидеть место, где она погибла. От госпиталя практически ничего не осталось. По невероятной случайности торпеда, пробив корпус, не взорвалась сразу, а пролетела по коридору и попала в помещение, где находились тридцать раненых, два врача и пять медсестер, в том числе Иолия. Останков почти что не обнаружили, опознавать было нечего. Он отправился к убитому горем Холонасу, а потом ушел, не желая присутствовать на траурной церемонии, вернулся в свою старую квартиру и с тех пор пил до потери сознания, пытаясь забыть, что и сам частично повинен в гибели жены.

Заверещал входной звонок. Он не сдвинулся с места, желая, чтобы его просто-напросто оставили в покое. Звонок зазвенел с еще большей настойчивостью. Он открыл. Вошла Анаэна, с жалостью посмотрела на него, медленно приблизилась и положила руку ему на плечо:

– Не нужно, Тинкар.

– Не нужно чего?

– Так опускаться. Это недостойно такого человека, как ты.

Он уставился на нее в упор, почти с ненавистью:

– Тинкара-гвардейца, да? Героя и спасителя? Не просыхающего уже целую неделю? Когда же вы наконец оставите меня в покое, позволите побыть обычным человеком? Повыть в своей конуре от ярости, тоски и сожаления? Да плевать я хотел на то, что там для меня достойно или недостойно… Уходи!

– Даже не знаю, что тебе и сказать, Тинкар. Я понимаю твою боль…

– Нет, не понимаешь! И не можешь понять! Это я ее убил, слышишь? Это я ее убил…

– Не говори глупостей…

– Ты не знаешь! У меня в лаборатории был работающий локатор. И я за несколько часов до нападения знал, что кто-то преследует нас… Мы могли бы подготовиться и встретить их во всеоружии! Но я ничего не сказал, потому что ненавидел вас, галактиан, и был уверен, что, украв мои чертежи, вы сможете построить как минимум один локатор и вести наблюдение! Я переложил свою ответственность на других, не удостоверившись, действительно ли вы обладаете этой аппаратурой! И тем самым я убил ее, убил столь же верно, как если бы, вернувшись в тот вечер домой, задушил собственными руками!

– У тебя… у тебя был локатор?

– А у вас его нет, не так ли? Вы повторяли мне это тысячу раз, но я не поверил! Не поверил потому, что, оказавшись на борту, увидел, что со мной обращаются не как с человеком, а как с парией, неприкасаемым! А потом было слишком поздно! Я не верил ни единому вашему слову! Вы тоже, тоже виновны в ее смерти!..

Анаэна побледнела:

– Пять тысяч убитых! Пять тысяч, не считая Иолии. Мы слишком дорого заплатили за свои предрассудки, Тинкар, а ты – за свою горделивость!

– Вот как? Хорошенькую мы устроили мясорубку!.. Но ты забыла о погибших мпфифи! В один миг не стало целого города. Сколько их там было? Тысяч сорок?

– Ну, этих-то мне не жалко!

– А я, видишь ли, не могу их ненавидеть! Я ненавижу себя самого – и вас! Когда нас убивает враг, это нормально. Но когда, по глупости, мы с вами… Вот чего я не могу себе простить!

– Ты забудешь, Тинкар. Человек забывает, чтобы жить дальше.

– Забыть ее? Ты знаешь, в моей жизни, кроме матери, только она была нежна со мной. Я был счастлив, Анаэна, счастлив целых три месяца! Ты даже представить себе не можешь, чем были для меня эти три месяца счастья!

– Ну почему же? Я знаю, что такое три месяца страданий.

Казалось, он не слышит ее.

– Я никогда не знал ничего подобного, такого спокойствия духа, такой живой дружбы, такого тепла! Когда я по вечерам возвращался из лаборатории, она встречала меня у двери. Все вечера, кроме этого последнего, когда я вернулся слишком поздно, чтобы в последний раз насладиться ее улыбкой! Я любил ее, понимаешь! Не считая нескольких друзей – а это совсем другое, – я никогда никого не любил! Когда я сражался в парке, пытаясь остановить врага, которого вам не удалось сдержать, я сражался не за город, не за империю, не за человечество, а за нее, только за нее, за единственное существо, для которого я что-то значил, за женщину, которая нуждалась во мне так же сильно, как я – в ней! Но я предал ее, не смог уберечь, я убил ее! И теперь мне наплевать на все остальное, наплевать! Иди отсюда, дай мне напиться! Когда я пьян, я сплю и забываю обо всем!

– Думаешь, она одобрила бы это?

Он застыл с бутылкой в руке, словно пораженный молнией.

– Она сумела за оболочкой солдата разглядеть в тебе человека. Да, я признаю, лучше меня. Лучше нас всех!

– Да, и я ее убил!

– Ты не убивал ее, Тинкар. Мы все несем ответственность за ее смерть. Я первая. Если бы я смогла преодолеть свои глупые предрассудки, если бы отнеслась к тебе по-дружески с самого начала, эта стена недоверия никогда бы не выросла! Но… – После некоторого колебания она продолжила: – Но я страдала, когда видела тебя с той женщиной. Вот и весь секрет!

– С Ореной? Но она никогда ничего для меня не значила! Соломинка, за которую хватается утопающий… – удивленно произнес он.

– Думаю, я полюбила тебя, как только увидела, Тинкар! Не бойся, я не стану докучать тебе своей любовью. Ты предпочел Иолию и оказался прав. Она была лучше меня, и я всегда буду терзаться из-за того, что оскорбила и ударила ее там, на этой проклятой планете. Если это хоть немного тебя утешит, знай: ты страдаешь не один, пусть наши страдания и несравнимы.