— Ты не хочешь посетить дамскую комнату? — поинтересовался я.

Жюли удивлённо вскинула брови:

— Зачем?

— Поправить макияж, причёску… Откуда я знаю, что ещё делают женщины в подобных местах? Мне нужно, чтобы ты случайно уронила что-нибудь рядом с Сиреттом. Или толкни его, в конце концов. Только сделай это, когда будешь идти туда, а не обратно. Сможешь?

— Попробую, — неуверенно ответила девушка. — Но зачем?

— После объясню. Иди и ничего не бойся. В любом случае я успею тебя прикрыть. Всё, ступай.

Когда Жюли «оступилась» и, пытаясь удержаться на ногах, едва не выбила своей косметичкой бокал из руки Сиретта, в моей голове всё окончательно встало на свои места. Девушка гениально сыграла свою роль, всё было проделано максимально чётко, и реакция фотографа оказалась именно такой, какой можно было ожидать от нормального, среднестатистического человека, — половина содержимого его бокала выплеснулась на брюки, при этом Сиретт, отпрянув, едва сумел удержаться на своём стуле. Далее последовали взаимные извинения, Жюли кокетничала, Сиретт громогласно вызывал официанта и требовал ещё одну порцию «Кровавой Мэри» — словом, жизнь пошла своим чередом. Откинувшись на спинку корявого деревянного стула, оказавшегося на самом деле удивительно удобным, я залпом осушил свой бокал. Наверняка Дорман будет утверждать, что я напрасно рисковал и мог раскрыть его сотрудника, но теперь это уже не имело значения. Операция закончилась полным и сокрушительным провалом. Сиретт был именно тем, за кого его принимали окружающие: обыкновенным фотографом, с лицом, случайно изуродованным какими-то ублюдками. Теперь я в этом не сомневался.

Есть вещи, которые нельзя предугадать. Неожиданные, мгновенные изменения ситуации мозг не успевает оценить, и тогда тело человека действует рефлекторно, так, как ему подсказывают инстинкт самосохранения, благоприобретённые навыки и собственно мышечная память. Мне известен случай, когда Учитель одной из школ карате-до лишь чудом не убил своего маленького сына, который неожиданно, в шутку, набросился на него сзади. Точно так же отреагировал бы на его месте и я. Алексей Рябов — или, как его теперь называли — Абу аль-Хауль, всегда считался отличным бойцом, он был охотником, убийцей. А Робер Сиретт на поверку оказался дичью, с мягкими, дряблыми мышцами и никудышной реакцией.

— Ну, как тебе моё выступление? — спросила Жюли, вернувшись за столик. Её нетерпение было столь сильным, что девушке не удавалось его скрыть. Непонятно, как ей вообще удалось выдержать в дамской комнате положенные десять минут.

— Ты была неподражаема, — с чувством ответил я и, перегнувшись к ней через столик, раздельно произнёс прямо в микрофон, обращаясь к Николя, Дорману, ко всем тем, кто сейчас внимательно следил за нашими похождениями:

— Можете расслабиться, господа. Робер Сиретт — это не тот человек, которого мы ищем. Мне очень жаль, господа, но ваша операция закончена.

Ласково улыбнувшись Жюли, я осторожно снял микрофон, закреплённый за лацканом её пиджака, и, уронив маленькую чёрную горошину на пол, наступил на неё каблуком. Мне было что ей сказать, но к работе отдела 2F это не имело никакого отношения. Ненавижу афишировать личную жизнь…

* * *

— Больше всего я хотела бы видеть лицо Николя в тот момент, когда ты раздавил микрофон, — со смехом призналась Жюли, когда бар «Эклектика» остался далеко позади. — Наверняка он лопнул от злости.

— Ты к нему явно неравнодушна, — улыбнулся я.

Жюли не ответила. Некоторое время она шла молча, опустив голову, и лишь однажды я поймал задумчивый взгляд, пробившийся сквозь длинные пряди волос, скрывавшие лицо девушки. Наконец она тихо сказала:

— У нас с Николя был роман. Знаешь, он из очень богатой семьи и привык, что девушки всегда вешались ему на шею… Однажды он решил, что я тоже живу с ним из-за денег. И так совпало, что как раз тогда я познакомилась с другим человеком. Это вышло случайно, но Николя обо всём узнал, и… Словом, теперь он меня ненавидит.

— А тот, другой? — спросил я. Хотя, если бы немного подумал, вряд ли стал бы задавать этот вопрос.

— Другой? — Жюли жёстко усмехнулась. — Уехал. Он был… Иностранцем. Так что в настоящее время я одинокая, свободная и никому не нужная женщина.

— Ну, я бы так не сказал, — пожалуй, в галантные кавалеры я всё же не годился, хотя это туманное высказывание Жюли поняла совершенно верно.

— Знаешь, на самом деле я ужасно хочу есть, — заявила она, энергично размахивая своим рюкзачком.

Остановившись, я развёл руками от удивления.

— Прости, а что мешало тебе сказать об этом хотя бы полчаса назад?

— Не знаю, — она лукаво взглянула мне в глаза, — хочешь, я угощу тебя яичницей? Честно говоря, это единственное, что мне удаётся приготовить, не испортив.

— Яичница, — повторил я задумчиво, — знаешь, а в этом что-то есть. Ты приглашаешь меня в гости?

— Ты же обещал мне несколько уроков?

— А ты собиралась показать мне нечто новенькое… Надеюсь, ты не имела в виду яичницу?

— Я имела в виду вот это, — тихо сказал Жюли, прижимаясь ко мне. У неё были мягкие, нежные губы, и, целуясь, она зачем-то закрывала глаза. На всякий случай я тоже зажмурился. Вдруг теперь так принято?

— Дева Мария, — вздохнула девушка, когда наши губы потеряли друг друга, — да сними же ты эти дурацкие очки!

* * *

К сожалению, нашими благими намерениями мостят пути в самые разные стороны. Кроме той, куда вы, собственно говоря, собирались отправиться. Рядом с моей машиной стоял уже знакомый синий микроавтобус, а по тротуару нервно расхаживал злобный и непреклонный Жан-Луи Дорман. Завидев нас, он остановился, засунул руки глубоко в карманы плаща, чуть склонил голову и замер, напоминая разъярённого быка, готового к атаке.

— Всё, сдаюсь, сдаюсь, — испуганно объявил я, приподнимая руки. — Никакой корриды.

— Какая, к дьяволу, коррида?! — взорвался Дорман. — Что вы вытворяете?! Дюпре, я же вам ясно сказал — всё отменяется!

— Да? — удивился я. — А-а! Это, по-видимому, тогда, когда вы не смогли до меня дозвониться?

— Не валяйте дурака, — уже более миролюбиво буркнул Дорман. — За кого вы меня принимаете? Всё вы прекрасно слышали, но всё равно поступили по-своему. Вы упрямец, Дюпре.

— Мне уже говорили об этом, — кивнул я. — Почему отменили операцию?

— Понятия не имею, — пожал плечами Дорман. Тут он словно впервые заметил стоявшую рядом со мной Жюли. Глаза его удивлённо расширились. — А вы почему здесь, мадемуазель? Я же ясно сказал: после завершения операции все сотрудники отдела встречаются в офисе. Ждите меня в машине.

— Но, господин капитан… — На скорбное лицо Жюли нельзя было смотреть без жалости. Она растерянно взглянула на меня, словно ища поддержки. В ответ я чуть заметно пожал плечами. Дорман по-прежнему оставался её шефом, и тут я был бессилен.