— Да скорее ж! Поспешай, свет! — распоряжался Ивашка Шепоткин, позволяя Нечаю взять себя в охапку. — Не ровен час, увидят!

Стенька подивился тому, что Шепоткин стыдится перед соседями за увечье. Но прочь не пошел — коли было обещано угощение, так слово держать надобно!

Когда Нечай вносил Ивашку, Стенька придержал калитку и опять подивился: здоровый мужик, да еще в огромной, колом стоящей шубе, был на руках у этого верзилы не то чтобы совсем как дитя, а скорее как подросток.

— Забеги вперед, — велел Стеньке Нечай, — двери в сени распахни и другие тоже.

Вежества в парне было — ну, ни на медный грош!

Но Стенька сделал, как велено. Ему стало любопытно — что же это за орясина такая невоспитанная, откуда взялась? В лесу родилась, пням молилась?..

— Ахти мне! — переполошилась, увидев чужого, маленькая кругленькая Марфица, хлопотавшая по хозяйству в одной подпоясанной рубахе и в распахнутой душегрее. — Господи Иисусе! А ну, пошел вон! Нечай! Нечаюшка!

— Тут я! — отвечал парнище.

— Не галди! — добавил, въезжая в горницу на богатырских руках, Ивашка Шепоткин. — Одевайся-ка да за бабкой беги, ногу мне править!

Его усадили на лавку. Марфица кинулась разувать мужа. И точно — пострадавшая нога посинела и припухла.

— Да пойдешь ты за бабкой?! — рявкнул Ивашка.

Марфица бросилась за крашенинную занавеску — накинуть хоть сарафан, чтобы не надевать шубку прямо поверх рубахи.

— Вот, Степан Иванович, так и живу, — горестно сказал Ивашка. — С бабой бестолковой! Другая бы босиком по снегу ради мужа побежала…

— Племянник, что ли? — мотнув головой в сторону Нечая, осведомился Стенька. Предположить, что Шепоткин породил такого молодца, он никак не мог.

— Какое там — племянник! — Ивашка запнулся, словно бы брякнул лишнего. — Поди, Нечаюшко, мы тут о деле говорить будем. Дров-то наколол?

— Малость осталось.

— Ну, поди, Господь с тобой.

Парнище, пригибаясь, вышел.

— Здорова у тебя родня! — одобрил Стенька.

— Седьмая вода на киселе, — пренебрежительно отозвался Ивашка. — Ты садись на другую лавку, подожди. Бабка-костоправка у нас по соседству живет, сейчас ее Марфица приведет… Ты там скоро? А то гляди мне!

— Ахти мне! — отвечал голосок из-за крашенинной занавески. — За угол подолом-то зацепила, шов разошелся!

— Да кто твой сарафан под шубой-то увидит, дура?! — возмутился Ивашка.

— А что? — Стенька встал с лавки, на которой сидел, не раздеваясь и лишь шапку сняв. — Дай-ка я до бабки добегу. И сам ее сюда доставлю! А ты, голубушка, пока лоскутов холщовых достань, длинных, они бабке пригодятся — ногу замотать. Куда бежать-то?

— Лоскутья-то у тебя, у дурищи, есть?! — зарычал Ивашка.

— А бабка Козлиха на нашей улице и живет, от нас второй домишко! — объяснила Марфица.

— В которую сторону?

— Как к церковке идти!

— Да там с обеих сторон храмы Божии! — вмешался Ивашка.

Не дожидаясь супружеской разборки, Стенька выскочил за дверь.

Природная любознательность не впервые тихонько подсказывала ему: Степан Иванович, обрати внимание! Вроде и слов никаких загадочных не было, и взглядов многосмысленных, однако есть нечто странное в отношении Ивашки Шепоткина к этому парню Нечаю. На бабу он орать горазд. Надо полагать, и седьмая вода на киселе, нищий родственничек, должен был от него немало гнилых словес услышать. А Ивашка с этой здоровенной орясиной лучше, чем с родным сыном, обращается… Опять же, чего проще — Нечая за бабкой послать?

И что бы это значило?

Стенька поспешил через двор, опасливо поглядывая на кобеля Арапа. Но не Арап, а Нечай заступил ему дорогу.

— Чего тебе, свет? — спросил Стенька.

— Просьбишка у меня.

— Ну, говори!

— Возьми меня с собой! — выпалил Нечай.

— Куда, к бабке Козлихе, что ли?

— К бабке?..

Парень имел такой разочарованный вид — Стеньке поневоле сделалось его жалко.

— Ну, я заместо Марфицы за бабкой сбегаю, — объяснил ярыжка. — А ты что — сам за ворота выйти боишься?

— Да дядька Иван не велит!

— Чего ж это он не велит? Украдут тебя, что ли, за воротами?

— Не велит, да и все тут! Говорит — ты человек лесной, ты в городе потеряешься! Ищи тебя потом! И злые люди, говорит, вокруг пальца обведут! Весной только, говорит, найдем тебя, когда сугробы стают!

— А на что ты злым людям сдался? — разумно спросил Стенька. — Шуба на тебе не соболиная, вообще никакой, денег тоже, поди, и алтына не имеешь. Какой им с тебя барыш?

— Да и не дамся я им! — со всем возмущением восемнадцатилетнего плечистого верзилы добавил Нечай. — А вот потеряться — это дядька Иван прав! Как меня сюда везли, то и дело поворачивали. А улицы-то все одинаковые! А на торгу, сказывали, целая площадь полным-полна людей! Человек сто, не меньше! Вот где потеряться можно!

— Пошли! — решительно сказал Стенька. — Пока до бабки Козлихи добежим, ты и расскажешь, откуда такой взялся. Сто человек! Да там двадцать раз по сто! А то и поболее!

— Откуда же их столько набралось? — спросил потрясенный Нечай.

— Москва же!

— Ого!

— Сам-то ты откуда?

— А из Бунькова! — гордо отвечал парень. — Неужто ты Бунькова не знаешь?

И всем видом показал изумление.

Они как раз вышли в калитку, и Стенька быстрым шагом припустил в сторону церкви. Нечай шел рядом, вроде и не торопясь, однако длинные ноги позволяли ему идти вровень со спешащим Стенькой без малейшей суеты.

— Город это, что ли? — спросил Стенька.

— Вроде города… — не совсем уверенно молвил Нечай.

— И где же твое Буньково?

— А за Ивановкой.

— Еще того не легче!

Стенька кинулся наперерез первой же тетке.

— Слышь, где тут бабка Козлиха проживает?

— А вон, молодец!

— Бог в помощь! — запоздало приветствовал тетку Стенька и повернул к калитке в почерневшем заборе.

— Ты и Ивановки не знаешь?

— Погоди ты! — прикрикнул на парня Стенька. — Дай бабку сыскать! Потом про города с деревнями рассуждать будем!

Бабка Козлиха первым делом принялась выспрашивать Стеньку — тяжелы ли были сани, громко ли выл Ивашка Шепоткин, и выл ли, лежа потом в санях в неподвижности. При этом она увязывала в холстину травы с корешками, которые снимала со стены.

Стенька с Нечаем, который непонятно как и поместился в бабкиной избушке, молча и дружно поворачивали головы — с такой скоростью металась взад-вперед старенькая, скрюченная, но безмерно разговорчивая и шустрая бабка.