— Не смеши, — нервно засмеялась Хелен и закрыла дверь, чтобы Камелия не услышала. — Сейчас середина лета. К тому же лучше погулять на свежем воздухе, чем сидеть в четырех стенах и смотреть, как ты напиваешься.

Как только эти слова слетели с губ, Хелен сразу же пожалела о сказанном. От гнева глаза Бонни потемнели.

— Ты думаешь, что ты самая умная?! — Бонни подскочила и схватила бутылку со стаканом. — Ты приезжаешь сюда с новой одеждой, игрушками для Камелии, будоражишь ее своим повышенным вниманием. Я не хочу, чтобы ты приезжала.

Хелен сразу поняла, что это не обычная ссора, которую можно будет забыть и позже посмеяться. Бонни выражала негодование всем телом, похоже, она уже давно готовилась к этому разговору.

— Ты же не серьезно это говоришь? Как же наши обещания и наша дружба? — Хелен говорила тихо, ее сердце замерло от страха. — Разве это ничего не значит?

— Я сдержала свои обещания. Я люблю Камелию, забочусь о ней. В ней вся моя жизнь! — выкрикнула Бонни. — Но ты недовольна своим положением, правда? Весь мир упал к твоим ногам, и теперь тебе нужна Камелия.

— Конечно, мне хотелось бы быть рядом с Камелией, — ответила Хелен. — Каждый раз, когда я смотрю на нее, я жалею о том, что сделала. Успех не может заглушить материнский инстинкт. Но я знаю, что вы с Джоном ее любите, вы ее отец и мать. Я не хочу ее травмировать.

— Не хитри со мной! — крикнула Бонни и сильно ударила Хелен по лицу.

Хелен поднесла руку к щеке, которая болела, но сильнее, чем этот удар, ее поразила злоба в голосе Бонни.

— Я не хитрила. Я говорю искренне — я желаю Камелии только добра.

— Тогда исчезни из моей жизни раз и навсегда. Я не хочу, чтобы ты приезжала сюда и напоминала мне, что Камелия на самом деле не мой ребенок. Я чувствую себя ненужной.

— Это глупо, Бонни. — Хелен понизила голос, опасаясь, что Камелия может войти. — Ты очень хорошая мать. Ты хотела семью и дом, ты всего достигла. У тебя много друзей, люди тобой восхищаются. Может быть, я и знаменита, но моя жизнь пуста, Бонни. Ты даже не представляешь насколько.

— Очень плохо, — фыркнула Бонни. — Если твоя жизнь стала пустой, это еще не означает, что ты можешь приходить сюда и калечить наши жизни. Убирайся и больше никогда не приходи.

— Ты же не серьезно, Бонни? — Хелен заплакала, испугавшись решительности, с которой прозвучали эти слова.

— Еще как серьезно! Если ты снова приедешь, я тебя уничтожу. Я пойду в газеты и поведаю столько грязи о тебе и о твоем драгоценном извращенце Эдварде, что Голливуд от тебя тоже отвернется.

— Бонни, послушай себя! — Хелен схватила подругу за запястья. — Все, что ты скажешь обо мне, в первую очередь навредит тебе. Я потеряю только деньги. А ты можешь потерять мужа и ребенка. Я говорила, что твоя ревность когда-нибудь сыграет с нами злую шутку. Я уйду из твоей жизни, если ты этого хочешь, но не смей мне угрожать.

— Это не ревность, — упрямо возразила Бонни. — Я просто хочу, чтобы моя дочь была со мной. Я хочу покоя. У меня все валится из рук, когда я думаю о том, что каждый месяц я должна писать тебе и ждать, что ты появишься с минуты на минуту. Я не могу смотреть на Камелию и видеть, как ты оглядываешься на меня. Ты не нужна мне здесь.

Хелен упала на стул и закрыла лицо руками. Она хотела сказать Бонни, что Камелия — это и ее жизнь, что без нее она погибнет. Но она давно чувствовала, что этот момент когда-нибудь наступит. Наверное, это доказывало то, насколько Бонни любит Камелию.

— Ладно, твоя взяла, — сказала она наконец. — Я уйду из твоей жизни, но не ради тебя, а ради Камелии и Джона, потому что они ни в чем не виноваты, и я не хочу, чтобы они страдали. Я не вернусь, если только ты не передумаешь и не попросишь меня об этом.

— Я не хочу, чтобы ты присылала подарки, — сказала Бонни, становясь в позу. — Ты не нужна нам.

Эти последние слова были самыми жестокими. Хелен посмотрела на Бонни, и слезы вновь потекли по ее лицу. Этими словами она разрушила все, что когда-то было между ними, — любовь, веселье и дружбу. Эдвард был прав: она ядовитая.

— Слава Богу, что ты вышла замуж за Джона, — произнесла Хелен и повернулась к двери. — По крайней мере, он знает, как воспитать в Камелии добрые качества.

Прощание с Камелией было для нее невыносимым. Когда Хелен вошла в комнату, девочка прыгнула ей в объятия и повисла как клещ. Было понятно, что она услышала часть разговора.

— Мама не хотела быть грубой, — сказала она Хелен, при этом в ее темных глазках стояли слезы. — Иногда она сердится на меня, но потом всегда просит прощения.

Хелен ответила, что ничего страшного не случилось, что ей все равно надо возвращаться в Лондон.

Прижимая ребенка к себе, она на минуту представила, как бежит по ступенькам с дочкой на руках. Она могла позволить себе нанять адвокатов, чтобы отобрать Камелию. Она могла бы получить одобрение общественности, если бы рассказала всю историю.

Но она сразу же отбросила эту идею. Джон этого не заслужил, к тому же безопасность и счастье Камелии пошатнутся. Это будет таким же неправильным поступком, как тот, когда они с Бонни заключили договор.

Хелен пододвинулась в кресле вперед и дотронулась до руки Камелии.

— Когда я выходила с чемоданом, ты сбежала ко мне по ступенькам, — продолжала она. — «Еще один поцелуй», — вот и все, что ты сказала. У меня было такое чувство, что мне в сердце воткнули нож.

Мэл тихо плакала на протяжении всей истории, когда стала вспоминать отдельные фрагменты. Она помнила, как они гоняли бумажные кораблики, как вода хлюпала под резиновыми сапогами. Эти воспоминания остались в ней, но она не помнила своего друга, с которым они тогда были вместе. Но Хелен напомнила еще и о тех событиях, которые происходили на протяжении нескольких последующих недель. Бонни плакала, никуда не выходила, очень часто в ее руках была бутылка, а с лица не сходило унылое выражение. И еще одно из самых печальных воспоминаний: Бонни подошла к альбому, достала бумаги и фотографии, разорвала их, бросила в огонь, а потом заплакала.

Теперь Мэл понимала, почему Бонни никогда не говорила о своей знаменитой подруге, почему она пристрастилась к алкоголю и почему она встретилась в то лето с Джеком и Магнусом. На этот раз Мэл не оттолкнула руку Хелен, она позволила ей к себе прикоснуться.

— Я продолжала писать даже после того, как пообещала, что не буду, но письма всегда возвращались. На них была пометка, написанная почерком Бонни: «адресат не принимает от вас писем», — сказала наконец Хелен, вытирая платком расплывшуюся тушь. — Мне очень хотелось узнать, как ты поживаешь, как ты выглядишь, но я ни от кого не могла получить этой информации, не вызвав подозрений. Сейчас я думаю, что мне надо было приехать в Англию, в Рай. Но я думала, что, если не буду вмешиваться, вам всем будет лучше.

— Что Бонни собиралась рассказать о тебе? — осторожно спросила Мэл. Это, наверное, был последний секрет.