Минут через десять ко мне подъехал джип с двумя полицейскими, и коп на пассажирском сиденье уставился на меня.

Он что-то произнес. Мне показалось, что он предлагал слезть с мотоцикла и спрашивал о самой машине. Я вспомнил, что иностранцам не полагалось управлять мощным транспортом и что на "БМВ" номера Хюэ. И ответил по-французски:

– Le tour de Hanoi a Hue[85].

Полицейский как будто не понял. Да и что с него взять. Я сам с трудом понимаю свой французский. И поэтому повторил:

– Le tour de Hanoi a Hue, – что ничуть не объясняло, почему я торчу напротив почты.

Но коп заговорил с тем, что сидел за рулем, и я понял, что водитель соображал в языках лучше. Коп-пассажир посмотрел на меня суровым полицейским взглядом, что-то сказал по-вьетнамски, махнул рукой, и желтый джип укатил.

Я с облегчением вздохнул и впервые в жизни поблагодарил судьбу, что меня приняли за француза. И уже собирался идти искать Сьюзан. Но в это время она сама появилась на пороге почты. Сьюзан села на мотоцикл, и я вырулил на улицу Лелой, которая привела нас на шоссе № 1, и через несколько минут мы покинули Вин. Плакат на обочине не менее чем на дюжине языков сообщал: "Родина Хо Ши Мина. 15 км".

– Хочешь, соорудим там бревенчатую хижинку? – спросил я Сьюзан. – Поселимся и будем жить.

– Давай веди, – отозвалась она.

Мы ехали на север по шоссе № 1.

– Я не дозвонилась. Пришлось давать телекс и факс и ждать ответа.

– И каков результат?

– Тин сообщил по телексу, что никакой книги он не получал. Я промолчал.

– Путеводитель стоимостью в пятнадцать баксов представляет ценность для какого-нибудь рюкзачника, у которого нет карты. Мы уехали... так что этот Тин мог получить книгу и тут же ее продать, – предположила Сьюзан.

Я опять промолчал.

– Но там было послание от полковника Манга, – продолжала она. – Он желает мне приятного путешествия и выражает надежду, что фотографии мне понравились.

И снова я не ответил.

– Еще он говорит, что обнаружил в моем номере купальники. И очень переживает, что я их забыла.

Мы приближались к развилке, от которой уходила дорога к месту рождения Хо Ши Мина и куда только что повернули два микроавтобуса с западными туристами. Я остановился, вынул из седельной сумки фотоаппарат Сьюзан и на случай, если пленка попадет в руки местной полиции, щелкнул указатель.

– А меня тут разглядывал коп в джипе, – сообщил я ей. – И принял за француза. Я его убедил, что участвую в гонках, и мой парижский прононс его покорил.

– Северные вьетнамцы испытывают определенную симпатию к французам.

– Почему?

– Точно не знаю. Но сама видела, как в Ханое люди среднего возраста носят береты и среди них считается шиком немного говорить по-французски, поражать парижскими манерами и читать французскую литературу. В Ханое думают, что французы – культурный народ, а американцы – неотесанные материалисты, капиталисты и агрессоры.

– Но это отнюдь не означает, что мы плохой народ.

Сьюзан попыталась улыбнуться, но сразу посерьезнела.

– Я расстроилась по поводу этих фотографий.

– А я по поводу того, что не принесли путеводитель.

Она посмотрела на меня и кивнула:

– Извини. Что же нам теперь делать?

Я уже думал об этом. Не исключено, что мистер Анх провел некоторое время прикрученным к столу, а полковник Манг приставлял к его яйцам электроды и вершил правосудие. В таком случае Анх мог сказать и про Дьенбьенфу, и про Банхин, и все, что хотелось услышать Мангу.

– Что ты собираешься делать? – снова спросила Сьюзан.

– Ну, мы можем доехать до Ханоя и попытаться улететь из страны первым рейсом куда угодно. Или двигаться дальше в Дьенбьенфу. Но только не сидеть здесь целый день.

Она подумала и сказала:

– Дьенбьенфу.

– Ты говорила, что мое вьетнамское везение кончилось, – напомнил я ей.

– Кончилось, – подтвердила она. – Тебя приняли за француза. Но с моим все в порядке. Если не считать разворот в "Плейбое". Поехали.

Я врубил скорость и выкатил на шоссе. Сьюзан перегнулась через мое плечо и взглянула на указатель топлива.

– Надо долить бензина. Мы только что проехали заправку. Поворачивай назад.

– Впереди должна быть другая. Знаешь, здесь бесплатно дают миску риса, если покупаешь полный бак.

– Пол, разворачивайся.

Я повернул в обратную сторону, въехал на заправку и подрулил к колонке. Заглушил двигатель, и мы слезли с мотоцикла.

Заправщик сидел в открытой бетонной кабинке. Он смотрел на нас, но не двинулся с места. Судя по всему, это была государственная станция. Ничего подобного по ту сторону ДМЗ я не наблюдал. Здесь до сих пор царил социализм, и благая весть о капиталистической алчности и потребительском рынке еще не долетела до территории дядюшки Хо.

Я крутил ручной насос, а Сьюзан держала пистолет в баке.

– Качай быстрее.

– Качаю быстро, как только способен европейский социалист.

– Когда будешь платить этому типу, притворись французом.

– Bon[86].

Я втиснул в бак тридцать пять литров и посмотрел на сумму.

– Две тысячи сто донгов. Недурно. Всего два бакса.

– Счетчик показывает в сотнях, – поправила меня Сьюзан. – Больше двухсот тысяч. Все равно дешево.

– Вот и отлично. Ты и плати.

Заправщик наконец вылез из своей будки.

– Bonjour, monsieur[87], – поздоровалась с ним Сьюзан.

– Comment ga va?[88]– добавил я на всякий случай.

Он не ответил ни на каком языке и, пока Сьюзан отсчитывала банкноты с портретом дядюшки Хо, не отрываясь смотрел на наш мотоцикл. Я показал на лик и сказал:

– Numero uno hombre, – и сам понял, что с грамматикой я не в ладах. Сьюзан ударила меня ногой по лодыжке.

Заправщик окинул нас взглядом и опять уставился на мотоцикл. Мы сели в седла, и Сьюзан повернулась к вьетнамцу:

– Le tour de Hue – Hanoi.

Я рванул с места, пока он нас не расколол. А на шоссе мы снова надели наши горские шарфики и кожаные ушанки.

– Какого дьявола ты полез с этим "Numero uno hombre"? – спросила меня Сьюзан.