Неприятно, но факт. Большая часть (по некоторым направлениям почти всё) того, что мы на уровне «очевидности» знаем о России и ее прошлом, — довольно примитивный фейк. Начиная с советской легенды о мирном и полюбовном расширении Российского государства. Из-за истребления более высококачественной продукции фальсификат воспринимается не как отклонение от нормы, а как норма. То есть «как бы правда».

После низведения отечественной мысли к уровню передовиц «Правды» и программы «Время» сверхусилий для удержания страны под плинтусом уже не требуется. Сверхусилия требуются для противоположного: для осторожного излечения посттравматического шока, нажитого за три поколения и превратившегося в социокультурную норму. Война со здравым смыслом была долгой и мучительной. Мучительным будет и выход — если будет. Многим посттравматическое состояние нравится, оно дарит иллюзию крутизны и уважения со стороны окружающих.

Сегодня вертикальным людям для удержания власти массовый террор уже не нужен. Достаточно периодически проводить прополку и раз в квартал локальные акции устрашения: кого-то убить, избить, посадить или отравить. Но в целом центр тяжести уже перенесен на позитивную мотивацию — и это тоже своего рода прогресс. Никогда прежде за холопские забеги впереди паровоза не платили так дорого. Если при Сталине труженики КВО созидали свои пропагандистские шедевры ради лишней пайки хлеба и спасения от «общих работ» или карцера, то сегодня даже младшие тролли-поварята с пригожинской кухни зарабатывают около 500 евро в месяц. Не бог весть что, но мотивация все-таки уже рационально-экономическая и позитивная.

Это хорошо: денег в стране стало больше — спасибо полурыночной экономике. Что еще важнее, обновленная версия вождя уже не претендует на эксклюзивное управление ими. Ее больше занимают не сами деньги, а система допуска: «правильным пацанам» позволяется крышевать бизнес-процессы, а «неправильные» отбрасываются всей мощью карательной машины. По сути, машина (они по марксистской привычке склонны называть ее государством) принадлежит властному сословию на основе корпоративной собственности. Новость, однако, в том, что у «пацанов» наряду с корпоративной появляется и своя, частная собственность, а вместе с ней понимание полезности такого явления, как право, которое ее защищает вне зависимости от прихотей «пахана». И даже после его ухода. Примерно как было с постепенно оседающими на землю опричниками после Ивана IV.

Поднявшиеся с колен мастера паровозной беготни, слегка запыхавшись, нам объясняют, что такова-де наша цивилизационная уникальность. Ну да, с отмеченным еще Фонвизиным, Гоголем, Щедриным, А.К. Толстым (у него не для Руси, а для московского ханства им. И.В. Грозного) беспредельным началь-стволюбием. Оно понемногу ослаблялось с XVIII века — во всяком случае, над ним уже можно было смеяться, — но вновь стало невероятно актуальным после Октябрьской революции. И особенно после укрепления азиатской деспотии с 1928 г. Тут уже точно стало не до шуток.

Попытки рассуждать об особой цивилизации если и имеют смысл, то лишь для дореволюционной России. После социокультурного отката на три столетия назад и на тысячи километров на восток термин «цивилизация» (в который, хочешь не хочешь, теперь приходится встраивать и феномен вождя) не годится чисто технически. Цивилизация есть явление оседлое, а вождь вместе с ведомым им племенем — кочевое. Ордынское, милитаризованное, отрицающее частную собственность ради коллективной и пребывающее в перманентном походе — пусть со временем все более виртуальном. Вождь по смыслу слова обязан куда-то вести свой народ, а не сидеть сиднем при хозяйстве, подобно жалкому помещику, кулаку либо городскому обывателю.

Дореволюционная Россия могла без грубых логических натяжек позиционировать себя как наследницу Римской, а затем Византийской империи. Обе — при большом и бесспорном количестве слабостей и изъянов — были по крайней мере оседлыми и европейскими. И обе погибли под ударами пришедших с востока (или из низов социокультурной иерархии) варваров. Каким боком псевдокочевая по приоритетам империя Сталина может претендовать на наследство Рима или Константинополя — загадка. Сами же державные патриоты где надо и не надо восторгаются евразийской сущностью «советского проекта». Ну, так и будьте последовательны, ведите его историю не от Рима и Царьграда, а от Чингисхана. Тогда все будет логично: была, допустим, одряхлевшая, но, безусловно, оседлая Российская империя. А потом пришли жизнерадостные, оторванные от оседлых корней и собственности скифы и, ликуя и скорбя, завалили прежнюю далеко не идеальную систему ради своей, еще менее идеальной. Но зато скифской! Без институтов, прав, разной юридической тягомотины… Чисто конкретно по понятиям: кто круче, тот племени и мил. Так что «цивилизационных» аналогий у СССР, пожалуй, больше не с Константинополем, а с теми, кто его захватил в славных евразийских традициях.

Рим — это ведь, позвольте напомнить, не только рабовладельческая империя, но еще и римское право, частная собственность, города, инфраструктура, наука и культура, анналы, латинский язык, наконец… А Сталина Бухарин как-то сгоряча назвал «Чингисханом с телефоном», и за этой формулой скрыто больше, чем кажется. Просто мы своими советскими очами не способны этого разглядеть.

В оседлой цивилизации армия профессиональная, а в сталинском СССР и гитлеровском рейхе «народ и армия едины». И правильно: каждый ордынец в рамках военно-кочевой мобилизации по определению воин. Подчиненная «длинной воле» вождя элементарная частица, лишенная личного права и привыкшая этим гордится. А сама Орда — военный лагерь.

В оседлой цивилизации частная собственность, своя земля и свой дом, а в СССР все как бы принадлежит племени, или «народу». На самом деле персонифицирующему «народ» вождю, который один вправе распоряжаться материальными ресурсами страны. Рыть ли каналы, брать ли с крестьян десятину или забирать все «под метелку», начинать ли войну или лучше все бросить на украшение московской витрины социализма с языческой роскошью ВДНХ, столичного метрополитена и замечательных по пафосной дисфункциональности московских высоток…

В оседлой цивилизации со временем формируется разделение властей, а в СССР судебная, законодательная, исполнительная, жреческая, военная и любая другая власть наоборот, замыкается на эпической фигуре вождя. Ленин в 1918 г. прямо и откровенно требует уничтожить разделение властей — оно мешает ему вести за собой вдохновленные массы.

В оседлой цивилизации географическое пространство структурируется быстро растущими и конкурирующими городами, а в Орде славится и богатеет лишь один сакральный Центр, ибо он служит ставкой вождя и призван отражать его величие.

В оседлой цивилизации люди и территории объединены государственными институтами и правами, а в Орде — харизмой, силой и культом вождя. Отсюда и супер-гипер-мега-централизация на фоне милитаризма.

В оседлой цивилизации корневая (через частную собственность) связь хозяйствующего субъекта с преобразованным им ландшафтом, а в СССР культивируется презрение к частному («мещанскому», «кулацкому» и т. п.) быту. Зато взамен беззаветная преданность! Люди ютятся в коммуналках, общагах, казармах, бараках и утешаются героическим культом бездомья. Больше утешаться нечем — разве что светлым будущим. Зато они не обременены презренной «материей» и ничто не мешает вскочить посреди ночи, чтобы скакать в бой по первому слову вождя.