class="p1">Кроты внизу поднимались медленно, но неуклонно. Они были хорошо обучены тому, чтобы карабкаться по таким склонам, и знали, что лучший способ сберечь силы для сражения на вершине — это двигаться равномерно. Колонны справа и слева от Скинта уже поднялись выше него, поскольку склоны там были не так круты, и у старого бойца возникло чувство, что его окружает армия грайков. Смитхиллзу нужно поторопиться, чтобы вовремя успеть на поляну.

Никогда в жизни Скинт не был так спокоен. Он выждал, когда первые ряды средней колонны приблизились достаточно, чтобы его услышать, — так близко, что до него доносилось тяжелое дыхание гвардейцев, — и крикнул:

— Стой!

Он знал, что им еще не видно, сколько кротов в укрытии, а потому придется остановиться и произвести разведку. Таким блефом Скинт выигрывал несколько мгновений, и наступавшие уже растянулись, чтобы обойти его с двух сторон.

— Стой! — снова крикнул Скинт.

Но они молчали, эти темные кроты, продолжая наступать, и он догадался, что им известна численность его войска...

Снизу послышался приказ:

— Вы, двое, обойдите его. Пока не убивать!

Пока не убивать...

На короткое время его взяло зло, затем сработали выучка и природные склонности. Мысли о приказе Триффана не сопротивляться покинули его. Он снова был тем же кротом, что и годы — десятилетия — назад, кротом, во имя Слова покинувшим Грассингтон, кротом с силой и умом, способным выполнить любой приказ. Его обучали сражаться.

Пока не убивать.

— Сколько смогу, столько заберу с собой вас, гадов, — тихо сказал он себе.

Кроты внизу остановились, но были так близко, что Скинт видел отсвет ночного неба на когтях, блеск зубов. Их товарищи крались по склону с двух сторон.

— Здесь только один! — услышал он.

— Вы, четверо, зайдите с двух сторон!

Скинт уперся лапами в землю и застыл в ожидании, не зная, с какой стороны появится первый противник. Он не возражал умереть сейчас, но хотелось...

Резко обернувшись к возникшей сзади тени, он не успел рассмотреть, кто это, как вдруг горячо любимый голос Смитхиллза проговорил:

— Пентюх ты, Скинт, каким был глупым, таким и останешься. Думал, я оставлю тебя одного против них?

— Но остальные... — начал было Скинт.

— Подниматься нет смысла, даже если бы я и хотел. В лесу грайки, они опередили меня, отрезали от поляны. Нет, мое место здесь, с тобой, старина. Я займу правый фланг, тебе оставляю левый.

— К нему присоединился еще один! — услышали они крик грайка.

— Хватит возиться! — последовал нетерпеливый ответ. — Разделайтесь с ними!

Не спеша, уверенные в себе, грайки двинулись вперед, зная, что там всего лишь два старика с седеющей клочковатой шерстью и слабыми лапами.

— Выходите, вы, двое, мы вас не тронем!

— Ври больше, приятель! — ответил Смитхиллз. — Мы это уже слышали.

— Убейте их, если будет задержка, — пролаял снизу старший. — Нужно продолжать движение.

— Попробуй! — пробормотал Смитхиллз.

Четверо одновременно бросились на Скинта и Смитхиллза, по двое с каждой стороны, однако их ожидал неприятный сюрприз.

С рычанием Смитхиллз сбил на землю первого и привычным приемом с силой толкнул его на второго нападавшего, который от неожиданности потерял равновесие и оказался незащищенным.

— Ублюдок! — выкрикнул Смитхиллз и вонзил когти прямо ему в брюхо.

Крот с визгом покатился вниз по склону, в то время как Скинт разделался с первым напавшим на него, оцарапал ему рыльце, а потом лапой разодрал горло второму.

Когда подоспели остальные, двое защитников стояли спиной к спине, и наступление замедлилось, поскольку гвардейцы, не понимая, что происходит, останавливались, оборачивались и кричали.

Скинт и Смитхиллз знали, что сейчас с поднятыми когтями на них бросятся хрипящие кроты с одним желанием — убить. Двое прикрывали друг друга и продолжали стойко сражаться, извлекая выгоду из особенностей ландшафта, а также из замешательства нападающих.

Один ощущал спину другого, и каждый знал, что другой еще сражается, и когда оба почувствовали, что по бокам течет кровь, то не могли бы сказать, своя ли это кровь или кровь друга.

Они сражались и ревели, бросаясь на грайков, и те падали от их ударов. Они боролись, пока оба не изнемогли, пока каждый по подрагиванию бедер другого не почувствовал неодолимое приближение смерти.

— Скинт, старый дурак! — еле дыша, воскликнул Смитхиллз, в последний раз поднимая когти.

— Сам хорош, Смитхиллз! — прохрипел Скинт.

Но то были его последние слова; Смитхиллз услышал, как его друг вдруг застонал от боли, и тогда, отвернувшись от своего противника, больше не думая о себе, стал тщетно пытаться прикрыть бедного Скинта от новых ран.

Смертельные удары обрушились на широкую спину Смитхиллза, они разили вновь и вновь, пока он не ослаб, пока глаза не застлала красная пелена и он уже ничего не сознавал.

— Какие мерзавцы! — сказал израненный и окровавленный в сражении грайк, глядя на окруженных мертвыми телами двух кротов, сражавшихся до последнего дыхания.

Подошедший гвардеец по имени Ромни взглянул на них:

— Храбрые мерзавцы.

Первый, рассмотрев своих противников получше, заметил:

— Это такие же грайки, как мы, мы своих убили.

— Но если бы ты их не убил, они убили бы тебя, эти двое кое-что смыслили в военном деле.

— Хватит там валять дурака! Вперед, вперед, вперед! — крикнул командир, и двое гвардейцев отвернулись от пятачка на юго-восточных Лугах, снова встали в строй и без всяких угрызений совести двинулись вверх, к южному краю Высокого Леса.

❦

На кратчайший миг Триффан и остальные подумали, что это Скинт и Смитхиллз идут через лес, но шум был громче, чем могли произвести двое друзей, и вдруг со всех сторон хлынули кроты, заполняя поляну, слишком широкую, чтобы можно было укрыться, если бы кто-то и подумал об этом.

Но никто не прятался. Все придвинулись ближе друг к другу, и Триффан, обратив рыльце к Камню, воскликнул:

— Камень, мы, данктонцы, стары и слабы и не уверены в себе, направь же нас. Помоги нам выполнить твою волю всей нашей силой?

Только он произнес это, как на поляну вышли три флегматичного вида крота и огляделись. Потом еще двое с другой стороны, и еще четверо. В лесу эхом раздавались крики, приказы, куда идти, — и всех охватило чувство бессилия и сознание, что они пойманы в ловушку.

Данктонские кроты, в большинстве своем напуганные, некоторые обозленные, другие в полном замешательстве, инстинктивно сбились в кучу