и решительное правительство, которое могло бы постепенно подавить опасный мятеж – чтобы и примирить людей с их монархом, и придать уверенности в стабильности существующего режима. Однако такие соображения были далеки от умов критских командиров, которые теперь господствовали над селевкидским троном. Для них захваченное царство было просто источником дохода. Амбициозная внешняя политика Деметрия Сотера уже не возобновлялась; они просто хотели поселиться на этой несчастной земле и подчинить всех для одной цели – получить силу и время, чтобы выжать доход. У них не было постоянной связи с этой страной или интереса в ее благополучии. Это было правительство пиратов.

Насколько они были готовы быстро договориться с любым врагом, только чтобы им не мешали пользоваться своей добычей, показывает то, что происходило в Иудее. Ионафан, как мы уже видели, при Александре получил в Иудее гегемонию, которой не мешало ничто, кроме гарнизона в акрополе. Он воспользовался удобным случаем, чтобы атаковать этот последний остаток селевкидского правительства, и окружил акрополь прочной осадой. Двор попытался хотя бы для виду протестовать. Но Ионафан понимал, как настроено новое правительство, так хорошо, что, когда юный царь прибыл в Птолемаиду, он явился перед ним с богатыми подарками, хотя осада акрополя все еще продолжалась. Он получил не только прощение, но и подтверждение всем своим почестям. Он стал одним из первых друзей царя при новом дворе. На просьбу Ионафана ответили согласием: сумма в 300 талантов должна была быть принята в качестве выплаты ежегодной дани, налогов и тарифов, которые Иудея была должна царю[1679]. В то же самое время территория Иудеи расширилась на север: к ней добавили три топархии, или нома, – Лидду, Аферему и Рамафем, которые до этого принадлежали Самарии[1680]. Ионафан, возможно, со своей стороны согласился оставить акрополь в покое[1681].

Поэтому критяне вполне уверенно занялись своим делом – стали грабить страну. Все поползновения к примирению теперь были заброшены, и приказы правительства становились все более жестокими и возмутительными день ото дня. Все, кто были сторонниками Александра, подвергались ужасающим наказаниям. Антиохия отомстила за себя сатирой, а критские солдаты наказывали за резкие слова, проливая кровь на улицах. Местные войска смотрели на чужестранцев и их царя-марионетку с горьким неудовольствием. Все эти войска могли стать проблемой, и они не были уже необходимы, поскольку двор не хотел идти на войну, и их решили распустить. Был издан приказ, который отправил всю армию в запас, кроме наемников из-за моря, и плату, которую обычно давали воинам-резервистам, уменьшили ради чужаков. Это был беспрецедентный поступок, поскольку все бывшие цари полагали, что обеспечение лояльности воинского класса – это защита их собственных интересов, и обычно были пунктуальны в выплатах даже во время мира. Войска не только распустили: им еще и пришлось разоружиться. Эту меру в Антиохии встретили с ожесточенным сопротивлением: на улицах бушевал мятеж, кровь текла рекой. Непокорных убивали прямо в домах вместе с женами и детьми. Антиохия стала театром омерзительной гражданской войны[1682].

Обезумевшие люди сражались отчаянно. На улицах появились баррикады, и кричащая толпа в несколько тысяч человек стала выбивать двери дворца. Наемники, которые пытались устроить вылазку, были отбиты. Но толпа не могла справиться с дождем копий и стрел, который полился на них с крыши дворца. Они отступили, и люди царя подожгли здания рядом с дворцом, которые удерживал народ. Пламя быстро распространялось по узким улочкам с деревянными домами, и вскоре значительная часть Антиохии уже горела. Началось паническое бегство: все пытались спасти свои семьи и собственность, в то время как наемники нападали на беспомощную толпу, сбившуюся в кучу, на перекрестках улиц или, прыгая с крыши на крышу, бросали копья в кучу людей внизу. Дух сопротивления не выдержал таких ужасов. На время антиохийцы были запуганы. Отряд воинов-иудеев, закаленных в войнах во имя Господа, был среди вспомогательных войск царя. Их выбрал и послал к Деметрию сам Ионафан. Они вернулись домой, нагруженные добычей из великого языческого города, чтобы рассказывать во дворах дома Господня о том, с каким ликованием они пустились в дикую погоню по крышам, как истребляли без числа запаниковавших язычников, которые в отчаянии пытались спасти своих детей из огня. Книга Маккавеев пытается убедить нас в том, что сотня тысяч человек были убиты одними лишь иудеями[1683].

За подавлением мятежа в Антиохии последовало кровавое царство террора. Начались проскрипции тех, кто, как считалось, участвовал в беспорядках, и их собственность перетекла в царскую казну. Казни и конфискации продолжались ежедневно. «Многие антиохийцы были вынуждены из-за страха или отвращения покинуть свой родной город и рассеялись странниками по всей Сирии, ожидая возможности выступить против царя»[1684].

Ждать долго не пришлось. Диодот – мы уже познакомились с ним, как с одним из двух людей, которые правили Антиохией при Александре Баласе, – увидел свой шанс в недовольстве местного класса воинов новым режимом. Возможно, он ближе общался с этим классом, поскольку был гражданином Апамеи, военного центра селевкидского царства, и родился в Касианах, деревне или маленьком городке близ этого великого города. Он сделал карьеру в армии[1685]. Через несколько месяцев после гибели Птолемея Филометора Диодот отправился в пустыню к вождю Ямлику, чтобы забрать сына своего старого хозяина и провозгласить его царем. Араб выполнял поручение не на страх, а на совесть, и интриган-грек казался ему подозрительным. Однако наконец он согласился отдать сына Александра в руки Диодота[1686].

Диодот появился с мальчиком в области Апамеи. Здесь он провозгласил царем Антиоха Теоса Эпифана Диониса и призвал военные колонии в этом регионе присоединиться к его делу. Штаб-квартира Диодота сначала находилась в Халкиде на границе пустыни, где такие свободные арабы, как Ямлик, могли оказать ему поддержку из своих крепостей. Вскоре важный город Ларисса, населенный фессалийскими всадниками, самыми гордыми из местных воинов, присоединился к нему. Деметрий – то есть, конечно, критянин Ласфен – сначала отказался считать Диодота (который теперь принял имя Трифон) чем-то большим, чем обычный бандит, и высокомерно послал нескольких воинов, чтобы арестовать его. Но вскоре двору Антиохии пришлось опуститься до того, чтобы послать против него настоящего полководца с армией. Война разворачивалась неблагоприятно для Деметрия. Трифон захватил провинцию Апамея со всеми ее царскими арсеналами и боевыми слонами[1687].

Мы не знаем, сколько времени понадобилось Трифону, чтобы укрепить свою позицию в провинции Апамея. Но первая прокламация Антиоха Диониса здесь последовала лишь несколькими месяцами позднее, чем кончина Александра. Находят монеты с именем и профилем Антиоха-ребенка, которые датированы 167 г. селевкидской