В своем рассказе о пирамидах дон Хуан обронил одну любопытную фразу – о том, что во время индейских войн пирамиды были разрушены, это случилось еще до Колумба. И разрушили их некие загадочные «воины третьего внимания». Что это еще за третье внимание такое? Если в понятийном пространстве европейцев первое внимание есть обычное, обыденное состояние сознания, а второе внимание – трансовое состояние, в котором человеку видятся чудеса, то третье внимание – штука хитрая! Это то, ради чего вся «параллельная наука» и затевалась, те «бонусы», которые зарабатывает человек, отдав жизнь постижению «магии» и выстраиванию поколенческой цепи «магов».

Третье внимание – это полнота осознания. То есть одновременное включение в мозгу сразу всех режимов – и «ближнего света» и «дальнего» – и обычного осознания, и всех уровней «повышенного». Считается, что это случается с «магом» в момент смерти и является самой смертью мага. Невероятная вспышка внутреннего света или «внутреннего огня», который сжигает человека. Толтеки полагали, что именно достижение этого состояния сознания и является целью всех их практик. Потому что только в этом состоянии после смерти сохраняется индивидуальное осознание. Бессмертия можно достичь только так, полагали они. И как только маг достигает вершины познания, он включает в себе этот внутренний огонь и улетает навсегда в «другие миры». Окружающие воспринимают это как смерть.

Но для того, чтобы таким образом самоубиться, нужно годами раскачивать и тренировать сознание. Европейские исследователи поднимаются по определенной научной лестнице – вступительные экзамены, бакалавр, магистр, доктор, академик… Была своя лестница и у магов. «Ученый» должен был победить «четырех врагов» – естественный страх, трезвость мысли, неконтролируемую силу и старость. Не буду останавливаться ни на чем, кроме старости, поскольку данная книга ей во многом и посвящена.

Толтеки доколумбовой Америки почти ничего не достигли в области преобразования мира. До высот тех изменений окружающего пространства, какие учинила европейская наука, руководствуясь «первым вниманием», то есть рациональностью, толтекам – как до Луны. Их цивилизация, углубившаяся в себя, была сметена испанскими пушками. И это понятно: европейцы изучали мир и добились в его изменении огромных успехов. Зато толтеки изучали себя и добились грандиозных успехов в изменении тела. Они практически победили старость. Но не смерть.

Кастанеда отмечал, что все те маги, которые встречались ему на пути и имели весьма преклонный возраст, всегда были в непревзойденной физической форме и творили вещи, которые не всякий молодой сможет повторить. Более того, он был свидетелем случаев просто поразительных омоложений. Однажды после многолетнего перерыва антрополог приехал в Мексику, чтобы встретиться с учениками дона Хуана, потому что самого дона Хуана к тому времени уже не было: время его земного существования подошло к концу и, давая своим ученикам последний урок, бодрый старик включил внутри себя внутренний огонь и исчез. Буквально сгорел на работе. Вот Кастанеда и решил проехаться по местам боевой славы, проведать давних мексиканских знакомых. И столкнулся с полным преображением одной из них. Феномен его настолько потряс, что Карлос даже посвятил ему целую главу, которую так и назвал «Преображение доньи Соледад».

«…выскочила мать Паблито, как будто ее из дома кто-то вытолкнул. Она мельком рассеянно взглянула на меня… и подбежала ко мне. Несообразное зрелище старой женщины, бегущей ко мне, заставило меня улыбнуться. Когда она приблизилась, я на мгновение засомневался. Каким-то образом она двигалась так проворно, что вообще не походила на мать Паблито.

– Боже мой, вот так сюрприз! – воскликнула она.

– Донья Соледад? – спросил я недоверчиво.

– Ты не узнаешь меня? – ответила она, смеясь.

Я сделал какие-то глупые замечания о ее удивительной живости.

– Почему ты всегда смотришь на меня, как на беспомощную старую женщину? – спросила она, глядя на меня насмешливо и вызывающе…

Она уперла свои кулаки в бедра и стояла, слегка расставив ноги врозь, глядя мне в лицо. Она была одета в светло-зеленую юбку и беленькую блузку… Она была босая и ритмично постукивала своими большими ногами по земле, улыбаясь с чистосердечием юной девушки. Я никогда не видел никого, кто распространял бы вокруг себя столько силы, сколько она. Я заметил странный блеск в ее глазах, волнующий, но не пугающий».

Короче, когда в последний раз антрополог видел эту «донью», она была обычной старухой лет шестидесяти. Это была мать его сверстника, к которому он и приехал. Обычная толстая бабка – с огромной задницей, рыхлая, старая. А сейчас перед ним стояла худощавая жилистая женщина лет сорока на вид, с упругим сильным телом, полная сексуальной энергии. Разницу между тем, что было, и что стало, сам антрополог описывает так:

«Она представляла для меня архетип матери; я думал, что ей было лет под шестьдесят или даже больше. Ее слабые мускулы двигали ее массивное тело с трудом. В ее волосах было много седины. Она была, насколько я помнил ее, грустной и печальной женщиной с мягкими и красивыми чертами лица, преданной и страдающей матерью, вечно занятой на кухне, вечно усталой. Я также помнил ее как очень добрую бескорыстную женщину и очень робкую – вплоть до полной подчиненности любому, кому случалось быть около нее. Вот такое представление было у меня о ней, подкрепленное годами случайных контактов. Но сегодня… Женщина, лицом к лицу с которой я стоял, вообще не укладывалась в представление, которое у меня было о матери Паблито, и, тем не менее, она была той же самой личностью, более стройной и более сильной, выглядевшей на двадцать лет моложе, чем в последний раз, когда я ее видел».

Строго говоря, влияние психики на тело, его омоложение и борьбу со смертью не является секретом и для европейской науки. Так, «Журнал Американской медицинской ассоциации» еще в 1990 году писал, что уровень смертности среди верующих евреев падает перед Пасхой, а потом резко возрастает. Аналогичный эффект был обнаружен у старых китаянок – их смертность перед воодушевляющим Праздником урожайной луны сильно снижается. Не хотят умирать – и только потому не умирают.

Этот эффект влияния психики на тело, который европейцам довелось лишь заметить, толтеки взяли в управление и довели до совершенства. В дальнейшем Кастанеде пришлось пронаблюдать ряд необычных телесных преображений (вплоть до исчезновения шрамов), и он к ним постепенно попривык – все-таки шаманы работать с телом умеют, – но в тот первый раз он был немало шокирован и долго добивался от доньи Соледад ответов на вопрос, как ей это удалось.

Труд сей, надо сказать, был непростым. Многолетним. Начал его еще покойный дон Хуан. И его работа над физическим телом через идеальную «картинку» сознания увенчалась потрясающим успехом. Впрочем, помимо транса, применялись и «спецсредства». И они были столь же странными, сколь странны все «приборы» и инструменты «параллельных ученых». Так, по словам доньи Соледад, на ее омоложение повлиял… пол. Пол в ее комнате. Пол, на который Кастанеда обратил внимание сразу, едва вошел. Тщательность, с которой он описывает геометрический рисунок этого пола, сама по себе заставляет читателя обратить на этот эпизод книги особое внимание. С чего бы вдруг такое внимание полу?