Теперь даже людей устрашила открывшаяся перед ними местность. Переводя дух, они оглянулись на своего короля.

– Заночуем здесь, – сказал Лобенгула.

Выбившаяся из сил, изголодавшаяся толпа, которая следовала за фургонами, мгновенно рассыпалась, разбивая лагерь. Девушки носили воду в глиняных кувшинах; мужчины принялись строить навесы и рубить хворост для костров; женщины выскребали почти пустые мешки с зерном и доставали последние куски сушеного мяса – мухи цеце погубили не только тягловых быков, но и убойный скот, а дичи было мало, и она не давалась в руки.

Ганданг подошел к переднему фургону и отсалютовал единокровному брату.

– Твоя постель скоро будет готова, о великий король.

Лобенгула не обратил внимания на его слова, мечтательно глядя на крутой каменистый холм, возвышавшийся над лагерем. Раздутые стволы громадных баобабов раздвинули черные валуны. Маленькие изогнутые ветки с гладкими шелковистыми плодами тянулись к безразличному небу, точно руки калеки. В скале на вершине холма виднелась темная расщелина.

– Брат мой, не пещера ли это? – тихонько спросил Лобенгула. – Я хочу подняться туда.

Двадцать человек несли Лобенгулу на носилках, сделанных из шестов и шкур. Огромное распухшее тело страдало от подагры и артрита, король морщился от каждого толчка, но не сводил глаз с вершины холма.

Возле скалы Ганданг сделал носильщикам знак остановиться, и они осторожно опустили носилки на каменистый склон. Ганданг закинул щит на плечо и высвободил ассегай из ременной петли.

Пещера оказалась узкой, но глубокой. В ноздри ударил резкий запах хищника. Небольшой уступ перед входом усеивали остатки шкурок и раздробленные кости мелких животных: даманов, газелей, бабуинов и антилоп-прыгунов.

Присев у входа, Ганданг заглянул в мрачную глубину – оттуда раздалось свирепое рычание леопарда, в сумраке мелькнула тень, блеснули злобные желтые глаза.

Ганданг медленно ступил в пещеру и остановился, давая глазам привыкнуть к полумраку. Леопард предупредительно зарычал – ужасающий рык раскатился по замкнутому пространству пещеры. Зверь подполз ближе, растянувшись на узком уступе на уровне головы Ганданга. В темноте едва можно было разглядеть широкую, плоскую, как у гадюки, голову, прижатые уши и злобно прищуренные глаза.

Не желая провоцировать преждевременное нападение, Ганданг осторожно передвинулся под уступ. Пригнувшись, он нацелил лезвие ассегая в горло разъяренного зверя, помахал щитом и крикнул:

– Иди сюда, злодей! Нападай, дьявольское отродье!

Быстрый, как золотистая молния, взбешенный леопард прыгнул, атакуя пятнистый щит. Ганданг выставил ассегай, и зверь напоролся на лезвие, в прыжке вогнав в сердце сталь. Леопард откатился назад, тщетно царапая искривленными когтями твердую, как железо, кожаную обшивку щита. Зверь кашлянул, захлебываясь кровью, вырвал застрявшее копье из груди и выпрыгнул из пещеры.

Ганданг, не теряя бдительности, последовал за ним: старый самец растянулся на камнях в растекающейся луже собственной крови. На шкуре ни единого шрама, черные пятна на спине почти сливаются с темно-янтарным фоном, переходящим на брюхе в желтовато-бежевый цвет, – благородное животное, шкуру которого приличествует носить лишь королю.

– Дорога безопасна, мой король, – крикнул Ганданг.

Носильщики поднесли Лобенгулу и аккуратно опустили на скальный выступ.

Король отослал носильщиков, оставшись наедине с единокровным братом. Они стояли на вершине холма, высоко над дикой, негостеприимной местностью. Лобенгула посмотрел на леопарда, потом на темную щель входа в пещеру.

– Подходящая могила для короля, – задумчиво заметил он.

Ганданг промолчал, и на долгое время воцарилась тишина.

– Я мертвец, – сказал Лобенгула, и Ганданг не нашелся что ответить. – Я все еще хожу, говорю, но сердце умерло в груди.

Ганданг молчал, не в силах посмотреть королю в глаза.

– Ганданг, брат мой, я хочу только покоя. Дашь ли ты его мне? Когда я прикажу, поднимешь ли копье, чтобы пронзить мое мертвое сердце и выпустить дух на волю?

– Король мой, брат мой, никогда я не ослушивался твоих приказов. Твои слова всегда были для меня смыслом жизни. Проси чего угодно, брат мой, – чего угодно, только не этого. Никогда я не смогу поднять руку на тебя, сын Мзиликази, моего отца, внук Машобане, моего деда.

Лобенгула вздохнул:

– Ах, Ганданг, я так устал и изнемог от горя. Если ты сам не дашь мне избавления, то пошли за моим главным колдуном.

Колдун пришел, внимательно выслушал приказ короля и направился к туше леопарда. Отрезав длинные жесткие усы хищника, колдун сжег их в глиняном горшочке на костерке, раздавил десяток ядовитых семян строфанта, чтобы усилить действие снадобья, и смешал с пеплом. В эту смесь он добавил что-то из заткнутого пробкой оленьего рога на поясе и разболтал вонючую зеленую жидкость.

На коленях, уткнувшись лицом в землю, он подполз к Лобенгуле, словно заискивающая дворняжка, и поставил горшочек на каменный выступ перед королем. Едва сморщенные, похожие на когти пальцы выпустили смертоносный сосуд, Ганданг бесшумно поднялся и воткнул ассегай между костлявыми лопатками колдуна так, что лезвие вышло наружу из впалой груди. Индуна подобрал тощее тело, отнес его в глубину пещеры и снова опустился на колени перед королем.

– Ты прав, – кивнул Лобенгула. – Никто, кроме тебя, не должен знать, как умер король.

Он поднял горшочек, зажав его в розовых ладонях.

– Теперь ты стал отцом моего бедного народа. Оставайся с миром, – сказал Лобенгула.

Он поднес горшочек к губам и осушил одним глотком, а потом лег на носилки и с головой укрылся меховой накидкой.

– Иди спокойно, мой любимый брат, – ответил Ганданг.

Его лицо застыло, словно выветрившийся гранит, но у смертного ложа короля по щекам индуны потекли слезы, падая на могучую мускулистую грудь, покрытую боевыми шрамами.

Лобенгулу похоронили в пещере, посадив на каменный пол и завернув в еще сырую шкуру леопарда. В каждую руку королю вложили слоновий бивень, у ног Ганданг разместил ритуальное королевское копье, пивные горшки, тарелки, ножи, зеркала, рог для нюхательного табака, бусы и украшения, мешочки с солью и зерном – для путешествия в другой мир, – а также закупоренные глиняные горшки с неотшлифованными алмазами, чтобы оплатить дорогу в мир духов предков. Фургоны разобрали, подняли на холм и сложили в задней части пещеры.

Под руководством Ганданга вход замуровали тяжелыми обломками камня и, скорбно распевая похвальные песни в честь короля, спустились с холма.

Для погребального пира не осталось ни скота на убой, ни зерна для пива. Ганданг созвал вождей скорбящего народа.

– Гора упала, – сказал он. – Эпоха закончилась. Я оставил позади жену, сына и землю, которую любил. Без всего этого мужчина ничего не стоит. Я возвращаюсь. Никто не обязан следовать за мной. Каждый должен выбрать собственный путь – мой лежит на юг, в Булавайо, к волшебным холмам Матопо, чтобы там встретиться и поговорить с Лодзи.