Внезапно она повысила голос, обращаясь к Пречистой Деве с мольбой, чтобы то прекрасное, что довелось ей познать, не обернулось обманом. Это была нелепая, ненужная просьба, но она не могла не высказать ее, и ее не могло остановить ни присутствие охранников, ни взгляды прохожих. Молодая женщина молилась о том, чтобы ее мечта исполнилась…

Наконец она умолкла, устремив взгляд к небу, и ее душа наполнилась тихой музыкой. Неважно, что на нее подозрительно косятся женщины-мусульманки у колодца, неважно, что дюжие воины пытаются заслонить ее от посторонних глаз! Сейчас она не думала о них, потому что чувствовала себя счастливой.

Спустя некоторое время суровые стражи отвели ее в уединенный дом, где Джоанна опустилась на покрытую ковром лежанку и уснула так глубоко и спокойно, словно сбросив с плеч неподъемный груз. Проснулась же, ощутив чье-то легкое прикосновение. Еще во сне она прошептала: «Мартин». И стремительно села.

На нее с улыбкой смотрел эмир Малик.

— Вы что-то сказали, моя нежная пери?

Джоанна убрала с лица рассыпавшиеся волосы и попыталась расправить смявшуюся во сне одежду. То, как смотрел на нее этот вельможа, ей вовсе не понравилось.

Заметив ее смущение, эмир отвернулся и отступил к выходу. Его длинная тень падала на плотно утрамбованный глиняный пол: значит, солнце уже склоняется к западу.

— Нам пора ехать? — спросила Джоанна.

— Не мне. Это вам пора.

Не скрывая огорчения, он поведал, что дела вынуждают его остаться, но для нее было бы лучше отправиться в путь прямо сейчас. Достаточно ли она отдохнула, чтобы снова выдержать трудную дорогу?

Прощаясь, он долго не выпускал ее руку из своей.

— Если на то будет воля Аллаха, нам суждено встретиться снова, — наконец проговорил он.

Его удлиненное смуглое лицо, обрамленное темной бородой, казалось в эту минуту торжественным, а взгляд — нежным и печальным.

Однако Джоанна напрочь забыла об эмире, когда, уже поднявшись на возвышенность, обернулась в седле и в последний раз окинула взглядом Назарет. Она совершила свое паломничество и попросила о том, что казалось ей важнее всего!

На обратном пути она скакала легко, уверенно преодолевая милю за милей. Снова были остановки в пути, смена лошадей, пыль и песок, хрустящий на зубах, несмотря на покрывало, и ломота во всех мышцах от долгих часов, проведенных в седле.

Багровое солнце уже наполовину опустилось за горизонт, когда она вновь оказалась под низкорослыми кедрами у подножия известняковой скалы, и суровый Дрого едва не разрыдался, обнимая в нарушение всяческого этикета свою госпожу, словно она вернулась из преисподней.

Джоанна догнала обеих королев и их эскорт, когда те возвращались в Акру после проведенного в обители отшельника дня. Ее запыленный и усталый вид удивил обеих дам, и хотя нижний край ее синего платья был весь покрыт клочьями лошадиной пены, Пиона отметила, что гнедая Джоанны гарцует так резво, словно и не носилась весь день по окрестностям.

— Вы все больше удивляете меня, кузина, — заметила она. — Хотелось бы надеяться, что ваше странное поведение — всего лишь очередная причуда.

Джоанна только улыбнулась в ответ. Несмотря на усталость, она испытывала необычайную легкость в душе.

Однако эта легкость тут же куда-то пропала, когда слуги доложили, что маршал Уильям де Шампер вернулся из Антиохии вместе с Обри де Ринелем.

В тот же вечер королю Ричарду подали только что прибывшего почтового голубя. К лапке птицы была прикреплена маленькая записка:

«Вы были правы. Я нашел ее восхитительной».

Мартин проснулся весь в поту, стуча зубами, как от озноба. Но сам понимал — это страх.

Ему снились пытки: металось пламя в жаровне, слышался лязг металла, несло угаром. А потом тот вонючий палач в грубом кожаном переднике подносил к его телу раскаленный добела прут. Мартин втягивал живот, пытался хоть немного отдалиться от адского жара. Над его головой звучал голос де Шампера: «Кто дал тебе письмо к королю Гвидо? Кто хочет, чтобы мы выступили к Тивериаде? Но только не лги, что это послание вручила тебе графиня Эшива!»

Де Шампер говорил спокойно, но взгляд его серых глаз безжалостно пронизывал Мартина, как еще одно орудие пытки. Затем следовало сухое и краткое: «Жги», и узник начинал корчиться, выть, задыхаться от запаха собственной сгорающей плоти…

Мартин резко сел, все еще затрудненно дыша, потом откинулся на смятые, мокрые от пота простыни. Рука непроизвольно коснулась рубцов на ребрах, оставленных раскаленным прутом. Почудилось, что боль никуда не ушла и вот-вот вернется снова… Нет! К дьяволу! Все это уже в прошлом.

Его дыхание постепенно выровнялось.

До чего же душно! Даже закрытые ставни не сохраняют прохладу в этой угловой комнате, где он поселился после того, как получил место при короле Гвидо. В щели ставен пробивался солнечный свет — в это послеполуденное нестерпимо жаркое время Мартин, как и большинство крестоносцев, предпочитал отсыпаться. И ему снились кошмары из прошлого.

Он поднялся, взял в углу кувшин с водой и опорожнил его себе на голову. Вода была теплой, но, тем не менее, помогла. Теперь все в порядке. Маршал де Шампер даже не догадывается, что тот, кто доставил послание от Эшивы Галилейской, находится в одном с ним городе. Или все-таки догадывается?

Мартин оделся и спустился по узкому коридору в потайную комнату. Там лежал связанный по рукам и ногам лекарь Иегуда бен Авриэль, во рту его был кляп. Когда Мартин извлек тряпку, еврей несколько минут надсадно кашлял, потом попросил воды и стал жадно пить.

— Ты не очень-то милосердно обращаешься со мной, юноша… — наконец выговорил старый лекарь.

— А вы разве были милосердны, сообщив тамплиерам, что осматривали меня?

Иегуда взглянул с упреком. Несколько дней назад его вызывали в Темпл, чтобы осмотреть на предмет наличия проказы некую женщину. Подозрения не оправдались, и Иегуда мог бы уйти, но он решил расположить к себе храмовников, поведав им, что недавно осматривал одного молодого человека, который общался с прокаженными, однако не обнаружил у него болезни. Это свидетельство заинтересовало храмовников, лекарь в знак одобрения даже получил подорожную грамоту для себя и пары своих слуг. Но затем Иегуду стали разыскивать, чтобы более подробно допросить о его пациенте. Случайно прослышавший об этом Эйрик не позволил еврею вторично отправиться в Темпл и заманил под надуманным предлогом в дом Сарры. А там Мартин лишил лекаря возможности не только передвигаться, но и давать какие бы то ни было показания.

Излишняя предосторожность? Мартин решил, что она не помешает, особенно после того, как выяснилось, что Иегуду разыскивают по всей Акре люди маршала де Шампера. У этого тамплиера нюх ищейки, и уж если что-нибудь покажется ему подозрительным, он не остановится, пока не распутает все узлы до последнего. В особенности Мартину не понравилось то, что Иегуду расспрашивали, как выглядел тот молодой человек, которого он осматривал, и старый болтун не удержался и упомянул о шрамах от ожогов на груди мнимого прокаженного. Конечно, каких только шрамов и отметин не бывает у людей на войне, но Мартину стало не по себе, потому что во всем этом был замешан его старый враг де Шампер.