Кто-то, кто выглядел как женщина, достойная этого.

Я была девочкой-подростком с тяжелым случаем похоти.

— Наконец-то, блядь, — пробормотал Джонни, вытаскивая прямоугольную коробку ибупрофена из бокового кармана своей сумки.

Он вытащил две маленькие таблетки из упаковки из фольги и протянул их мне.

Я неуклюже попыталась и не смогла взять таблетки из его пальцев.

Покраснев, я пыталась снова и снова, терпя неудачу, пока мне не удалось полностью выбить их из его рук.

— Расслабься, — подбодрил он, наклоняясь, чтобы зачерпнуть таблетки. Я наблюдала, как он вытирал их о переднюю часть своей толстовки, а затем он взорвал мой разум тремя словами: — Открой рот.

Я разинул рот. — Я могу это сделать.

— Ты, очевидно, не можешь, — ответил он, ухмыляясь. — Открой рот.

Я несколько долгих секунд сидел в замешательстве, прежде чем, наконец, открыл рот.

Он положил две маленькие таблетки мне на язык и подмигнул.

Сунув руку в сумку, он сунул мне в руки бутылку воды с пробкой и сказал: — Пей.

Я так и сделала.

Как хорошо обученный пес, я сделала именно то, что он мне сказал.

Раздраженная на себя за то, что я такая уступчивая, а затем раздраженная еще больше за то, что разозлилась на мальчика, который явно потратил время на обеденный перерыв, чтобы помочь мне, я проглотила таблетки и вздохнула.

Я ждала, что Джонни встанет и скажет мне, что ему нужно вернуться к своим друзьям, но он этого не сделал.

Он просто сидел рядом со мной, пока обезболивающее не подействовало.

Он не издевался и не убегал.

Он отреагировал не так, как отреагировало бы большинство мальчиков.

Он взял ситуацию под контроль.

Я сразу поняла, что он был исключительно особенным и что это не имело никакого отношения к его спортивным способностям.

Он был исключительным и внутри.

— Тебе нужно вернуться на обед? — Я прохрипела. — Я скоро буду в порядке…-

— Я рад остаться, — быстро прервал меня Джонни, сказав. Он потер шею рукой и сказал: — Мне нравятся тишина и покой.

Итак, мы сели.

Мы сидели и ничего не говорили.

Ни единого слова.

Прямо сейчас я испытывала множество эмоций, от стыда до унижения и страха, но с каждой минутой я постепенно успокаивалась.

Между нами прошло несколько долгих минут молчания, когда Джонни, наконец, нарушил его, прочистив горло. — Как дела сейчас?

— Не так плохо, — прошептала я, радуясь скорости, с которой лекарство подействовало. — Я больше не чувствую, что меня пронзают тысячью тупых ножей.

Он в ужасе нахмурился, и я покачала головой, злясь на себя за то, что снова раскрыла ему слишком много информации.

— Я ни хрена не знаю о том, что происходит с твоим, э-э, твоим телом, — добавил он, и щеки его порозовели. — Но я надеюсь, что это скоро закончится.

Его слова, такие грубые и мальчишеские, но искренние и заботливые, вызвали небольшой смешок, пробившийся сквозь мою нервозность.

— Я не думаю, что это так работает, — ответила я, заставляя себя посмотреть ему в глаза. — Но спасибо, что помог мне,

— Должен сказать, для меня это впервые. — Он нахмурился при этой мысли, прежде чем пробормотать: — Слава гребаному богу.

— О, боже, мне так жаль. — Я встав, чтобы уйти, но он схватил меня за руку, потянув обратно на скамейку.

— Я не хочу, чтобы ты сожалела, — сказал он грубо. — Не за что извиняться. Я просто имел в виду, что у меня нет сестер, так что это дерьмо мне чуждо.

— Держу пари, — смущенно пробормотала я.

Думал ли он обо мне как о сестре?

Это определенно звучало так, как будто он так и думал.

Он, конечно, отреагировал на мой поцелуй так, как отреагировал.

— Перестань слишком много думать, — наставлял Джонни вкрадчивым тоном, отвлекая меня от моей внутренней битвы. — Все в порядке.

Я повернулась, чтобы посмотреть на него. — Что заставляет тебя думать, что я слишком много думаю?

Он пожал плечами, улыбаясь мне этой удивительной мальчишеской улыбкой. — Я ошибаюсь?

Нет.

Нет, конечно, он не ошибался.

Чрезмерное мышление было моей специальностью.

Черт возьми.

— Я ничего не могу с этим поделать, — призналась я, чувствуя, как мое лицо горит. — Это в моей натуре. Я прирожденно обеспокойная.

— Что ж, — вздохнул он. — О чем тебе не нужно беспокоиться, так это о Белле.

В ту минуту, когда я услышала ее имя, я автоматически начала беспокоиться.

Волнуйся и переосмысливай.

Что бы она сказала дальше?

Что бы она сделала?

Собиралась ли я спрятаться от нее в следующий раз, когда она поймает меня в туалете?

Должна ли я бежать сейчас?

— Остановись, — приказал Джонни, перехватив мою панику. — Тебе не нужно беспокоиться о ней. — Он прислонился спиной к стене и сцепил руки на коленях. — Если она даже подумает о том, чтобы снова подойти к тебе, я узнаю об этом и разберусь.

— У нее твоя куртка, — выпалила я. — Я постирала её и принесла в школу, чтобы вернуть тебе, но она, э-э, сняла её с меня.

— У меня есть еще много курток, — ответил он. — Мне просто жаль, что она наорала на тебя из-за меня. Это не должно было случиться с тобой. Я бы сказал тебе, что она психопатка, но ты, вероятно, уже поняла это самостоятельно.

— Она без ума от тебя, Джонни, — сказала я ему тихим голосом.

И я тоже…

— Она без ума от моего образа жизни, — поправил он с тяжелым вздохом. — Она даже не знает меня, Шэннон.

— Что ты имеешь в виду?

— Я для нее — приз. Блестящий трофей, — пробормотал он себе под нос. — Это все, чем я являюсь для большинства людей.

— Не для меня, — сказала я ему.

Джонни посмотрел на меня.

Я заставила себя не отворачиваться.

— Нет? — Я могла видеть разочарование и надежду, вспыхивающиев его голубых глазах.

— Нет, — тихо подтвердила я.

— Что ж, приятно это знать, — ответил он, глядя на меня голубыми глазами, грубым тоном.

— Я действительно сожалею о том, что я сделала прошлой ночью, — прошептала я, заставляя себя обратиться к слону в комнате.

— Шэннон. Джонни наклонился вперед, уперся локтями в бедра и тяжело вздохнул. — Здесь не за что извиняться.

— Есть, — пробормотала я. — Я не должна была этого делать. — Качая головой, я сопротивлялась желанию сбежать, вместо этого решив быть взрослой в этой ситуации. Сложная вещь, учитывая мой возраст и необузданные эмоции вокруг этого парня, но я это сделала. — Это больше не повторится.

— Я не хочу, чтобы ты сожалела, Шэннон, — грубо ответил он.

Я прерывисто выдохнула. — Ты не понимаешь?

Он медленно покачал головой. — Нет.

И