Сейчас все вертолеты команды Тейлора летели самостоятельно, не соблюдая никакого боевого порядка. Каждый сам выбирал наилучший угол атаки.

Тейлор шел на полной скорости, стараясь подойти к противнику с фланга, прежде чем японские машины смогут привести свои орудия в состояние боевой готовности.

– Не знаю, – неуверенно сказал Кребс, держа руку на рычагах управления боевыми орудиями.

– Твою мать, чего ты не знаешь? – спросил Тейлор. – Я же знаю, что надо убрать этих сукиных сынов.

Кребс выстрелил.

Ничего.

– Небольшая проба для наведения прицела, – сказал он, как бы извиняясь. Сейчас, когда он начал стрелять, его голос зазвучал спокойнее.

Тейлор направил М-100 прямо в центр боевого порядка противника, наблюдая за тем, как четкие очертания боевых машин входят в последнюю стадию разворота.

– Давай, малышка, – сказал Кребс. Он опять выстрелил.

Мгновенно черный вертолет вспыхнул и начал падать, нарушая боевой порядок противника, отдельные части разлетелись в разные стороны.

Тейлор закричал от радости, как необузданный молодой капитан, который когда-то летал, как во сне, в небе над Африкой.

– Здорово, твою мать, – сказал Кребс восхищенно. Он опять выпустил целую очередь снарядов.

Еще один японский боевой вертолет развалился на части в небе.

– Вы меня запомните, – сказал Тейлор своим врагам. – Вы меня запомните.

Вслед за этим загорелись и развалились еще две японские боевые машины. Другие М-100 тоже вели огонь.

Было очень мало времени. С каждой секундой очертания вертолетов противника становились все четче. Тейлор боялся, – что они смогут завершить маневр под нужным углом и обстрелять их перекрестным огнем лазеров.

Тейлор пристально смотрел на вражеские машины, стараясь понять, какой боевой порядок они используют.

– Утенок, – вдруг выкрикнул он. – Стреляй по третьему. Это их командный пункт.

– Вас понял, – сказал Кребс уже своим обычным, по-военному резким голосом. Хотя он говорил совершенно спокойно, но не было сомнения, что своим сухим тоном он пытается скрыть ту переполняющую его радость, какую испытывал и сам Тейлор, непередаваемую словами радость разрушения.

С помощью своих оптических приборов старый уорент-офицер следил за тем, как вертолеты противника делают разворот. Он выпустил один снаряд, затем еще один.

Командный вертолет исчез в ярком белом пламени. Когда вспышка погасла, было видно только, как его черные обломки падают в море.

Взорвался еще один боевой вертолет противника.

Оставшиеся боевые машины перестали выполнять разворот. Вместо того чтобы попытаться сблизиться со своими преследователями, они стали от них уходить.

«Неверное решение», – хладнокровно подумал Тейлор.

– Всем станциям. Правое плечо вперед, – выкрикнул он, использовав подсознательно старую пехотную команду.

Два из оставшихся боевых вертолетов взорвались одновременно, как будто в них выстрелили из двухстволки. Оставались еще две боевые машины противника. Тейлор знал, что они сейчас испытывают.

Ужас. Понимание того, что все уже кончено, борется в них с надеждой, что все образуется, несмотря на отсутствие всякой надежды. И страшная неуверенность, которая мешает им действовать, хотя и не парализует их действия полностью. Но это знание не трогало его.

Сейчас они находились в тылу вертолетов противника. Их попытка уйти от преследования была безнадежной, так как у американских М-100 скорость была больше. Но летчики противника не могли об этом знать. В этот момент они знали наверняка лишь то, что они пока живы.

Тейлор чувствовал, как рядом с ним напрягся Кребс. Он выпустил еще одну очередь снарядов.

Японская боевая машина начала вертеться, как флюгер во время шторма, и распалась на части еще до того, как огонь из горящего бака с горючим перекинулся на весь вертолет. Затем огненное облако охватило его целиком, на землю посыпались обломки.

Единственный оставшийся вертолет противника направился на юго-восток. Тейлор ощущал, как летчик судорожно двигает рычагами, увеличивая тягу и стараясь набрать скорость большую, чем позволяли законы физики.

Затем последний черный вертолет вспыхнул, и его обломки стали падать, как капли черного дождя.

Мгновение все молчали. М-100 непроизвольно опять выстроились в боевой порядок. Но никакая тренировка не могла помочь им найти слова, способные выразить чувства, которые они сейчас испытывали.

Небо было устрашающе чистым.

– Всем станциям, – наконец сказал Тейлор. – Переключиться на автоматическое управление полетом. Следующая остановка – объект «Блэкджек». Баку.

Он глубоко вздохнул.

– Утенок, – сказал он, – я пойду потолкую с нашим русским другом.

– Я клянусь, – сказал Козлов. От удара Тейлора у него изо рта текла кровь. – Клянусь, я ничего не знал.

Тейлор сурово взглянул на него. Ему хотелось открыть люк и вытолкнуть русского. Он не знал, были ли в Каспийском море акулы, но ему очень хотелось, чтобы природа постаралась и не упустила возможность запустить туда несколько акул специально для этого случая.

Тейлор почувствовал новый прилив ярости и поднял кулак.

– Не надо, – вдруг сказал Мередит. – Я ему верю.

Не опуская кулака, Тейлор удивленно посмотрел на начальника разведки.

– Взгляни на него, – продолжал Мередит, как будто Козлов не мог слышать, о чем они говорят. – Он дьявольски испуган. Он находится в этом состоянии с момента посадки на место дозаправки. Он понятия ни о чем не имел. – Он сделал вид, что сплевывает. – Это несчастный простой офицер, которого мучает зубная боль, а вовсе не камикадзе. Иванов и его тоже надул.

Тейлор опустил кулак, но не разжал его. Он весь горел от ярости.

– Черт побери, – прорычал он, – я просто хочу знать одну вещь. Ответь мне прямо, как вы, чертовы русские, смогли совершить такое. А вся эта ерунда о расположении штаба в Баку – ты говорил правду? Твой рисунок был точным? Или ты все это выдумал?

Козлов открыл рот, чтобы ответить. Двух передних гнилых зубов не было. Он открыл и закрыл рот, кровь ручейком стекала по подбородку русского офицера и капала на военную форму. Он вытер рот рукавом и попытался сказать:

– Все… все правда. Вы верите? Я здесь с вами. Я тоже верил…

Тейлор покачал головой и с отвращением отвернулся.

– Я ему тоже верю, – сказал Райдер. С начала полета он впервые заговорил в присутствии Тейлора.

Тейлор хотел рявкнуть что-то в ответ, но Хэнк Паркер заговорил первым:

– Он говорит правду. Даю голову на отсечение.

Вдруг Тейлор почувствовал себя, как большой кот в маленькой клетке.