Далее, если количество денег у населения при удорожании товаров не увеличивается, то сокращается платежеспособный спрос. Производителю товаров нет смысла не только развивать, наращивать производство, – ему приходится его сокращать, а то и вовсе закрывать. Какая уж тут экономика знаний – лишь бы выжить. А количество денег в стране, по навязанной нам колониальной системе, определяется не потребностями экономики, а наличием в казне золотовалютных резервов (тех же долларов). Рассчитать необходимый объем денежной массы просто: если годовой объем производства товаров и услуг в стране составляет, например, 40 триллионов рублей, а каждый рубль оборачивается за год два раза, то нужно иметь 20 триллионов рублей. Но власть рассчитывает этот объем иначе: пусть величина золотовалютных резервов составляет 400 миллиардов долларов. Надо умножить эту величину на установленный ЦБ и Минфином курс доллара (30 рублей). Значит, надо иметь в обращении 12 триллионов рублей. Но ведь это почти вдвое меньше необходимого экономике? Неважно. Много это или мало, хватит для нормального функционирования экономики или нет – это нашу власть не интересует, главное – выполнить условие, навязанное нам МФК (действовать по правилам МВФ). А нехватка денежной массы – это дополнительная удавка для производства.

Чисто финансовые инструменты удушения производства дополняются колониальной налоговой политикой. Особенно наглядно роль удавки для производства: играет налог на добавленную стоимость. Добыли в стране уголь и железную руду – в их цену включается этот самый НДС. Выплавили из них чугун – его цена тоже увеличивается на ставку НДС. Переделали чугун в сталь – снова та же картина. То есть чем сложнее производство, тем большее число раз цена продукции увеличивается на ставку НДС, и тем дороже и менее конкурентоспособной становится продукция. Значит, производить технологически сложную продукцию России невыгодно, и она обрекается на роль поставщика сырья и энергоносителей для более развитых стран и рынка сбыта для промышленных товаров стран Запада. Доля сырья в стоимости среднего российского товара вдвое выше, а доля зарплаты – вдвое ниже, чем на Западе. Этим и обусловлен нищенский жизненный уровень нашего трудового народа. И производителями сырья назначены российские олигархи. Но ведь главную прибыль от продажи готового конечного продукта получает не поставщик сырья, а тот, кто выполняет завершающую стадию производства и поставляет готовый продукт в торговую сеть. России достаются «вершки» от «совместно выращенной репы», а «корешки» забирают те, кто разработал нынешнюю мировую экономическую и финансовую систему, – то есть они достаются МФК. А наши олигархи лишь выполняют заказ, миссию, возложенную на них главным хозяином – гарантировать положение России как поставщика сырья и не допустить технологического ее прорыва. Они могут закупать оборудование за рубежом, более современное, чем стоит на большинстве наших предприятий, но им никогда не продадут оборудование самое современное, а лишь то, что уже физически или морально устарело. Пока они покупают то, что считают самым современным, на Западе в обстановке секретности уже создано новейшее. И так обеспечивается перманентное технологическое отставание России и положение ее как рынка сбыта устаревшей продукции и устаревшего оборудования. Создавать же новейшее оборудование олигархи не могут, ибо этому не были обучены, да и не хотят, поскольку прибыль им и без того гарантирована, а если бы и захотели, действующий финансовый механизм (и МФК) этого не позволит. Разработку же новейшего оборудования на Западе часто ведут российские специалисты, и чтобы это стало возможным, им на Родине создают невыносимые условия, вынуждая эмигрировать или работать внутри страны на американские гранты, передавая за копейки плоды своих разработок тем, кто эти гранты предоставляет.

В целом, как пишет доктор социологических наук Евгений Андрющенко, российская «национальная финансовая система суверенного с виду государства практически превратилась и до сих пор остается насосом по выкачиванию ресурсов из национальной экономики и подпитыванию этими ресурсами экономики другого государства – США» («ЛГ», № 2, 2008). И, несмотря на все меры правительства, начиная с 2006 года, страна все равно стала жить в условиях двузначной инфляции: курс рубля поднимался, параллельно с этим росли рублевые цены. В таких условиях становится явно невыгодным что-либо производить в России; дешевле закупать все за границей. Так российский рубль заболел «голландской болезнью». Болезнью, которая чуть было не закончилась летальным исходом, когда с июля 2008 по январь 2009 рубль девальвировался с 23 до 36 рублей за доллар, парализовав напрочь рынки и «мирную» жизнь граждан.

Статья Кипиани начинается словами: «Российская экономика дезинтегрирована и сокрушена. Это явилось последствием концептуально ошибочных воззрений и некомпетентного управления». Вряд ли, судя по другим его публикациям, автор действительно так думает, вероятно, он употребил такой оборот, чтобы иметь возможность напечататься в популярной газете с большим тиражом. На мой взгляд, всякий, кто прочитает его статью, скажет, что нынешнее положение – как раз последствие продуманной концепции и весьма компетентного управления, только не в интересах России. Стихийно такая финансовая система сложиться не могла. И разбор ее, произведенный Кипиани, выступающим в роли как бы некоего финансового детектива, читается как захватывающая криминальная повесть.

Кипиани не ограничился критическим разбором нынешней ситуации, а разработал и стройную систему мер по ее исправлению, но здесь нет смысла излагать пункты этой программы – статья доступна каждому. Да и проблема много сложнее, тут нужно определить роль России в международном разделении труда, а это определит и характер новой индустриализации страны (это особая тема, и я ее здесь не касаюсь). Но финансовый механизм удушения экономики России Кипиани исследовал как никто глубоко, и эту его работу нужно считать подвигом.

Сейчас задача создания в России международного финансового центра ставится скромнее. Президент говорит: «Задача заключается прежде всего в том, чтобы сделать условия работы на российском финансовом рынке привлекательными для иностранных инвесторов» («МК», 04.06.2010). Ну, это мы уже проходили.

До конца царствования Николая I российский финансовый рынок был отделен от Запада, а потому бушевавшие в Европе кризисы нашу страну почти никак не затрагивали. Западные банкиры, международные монетарные конгрессы не раз пытались прорваться на российский рынок, но безуспешно. Однако после поражения в Крымской войне в России на первый план вышли либералы, которые стали критиковать все установления в своей стране как отжившие, не соответствующие стандартам цивилизованного мира. На престол взошел «царь-освободитель» Александр II, воспитанный в духе экономического либерализма. И Россия вскоре стала полуколонией Запада.

Конечно, приятно, когда «все флаги будут в гости к нам». Но только надо иметь в виду, что современный мир – это «содружество» волков и овец. Овцам лестно полагать, что они тоже равноправные члены мирового сообщества и вместе с другими участвуют в выработке правил игры. На деле волки решают, какой из овец им сегодня закусить.

Сейчас, в кризис, владельцы миллиардов ничем не обеспеченных долларов, освободившихся из лопнувших финансовых пузырей, ринутся на мировой рынок в поисках возможности приобрести за эти бумажки реальные активы. Российские предприятия и месторождения сырья – объекты особенно привлекательные. И нужно быть особенно осмотрительными, открывая наш финансовый рынок иностранцам. Россия уже проходила это на рубеже XIX–X веков, когда включение в мировой финансовый порядок привело к завоеванию ее иностранным капиталом, которому принадлежала наибольшая часть крупных промышленных предприятий и банков в стране.