— Удача или рок, но время на исходе, — вмешался Арлекин Квэйл, указывая на свод пещеры. — Луна поднялась настолько, что вот-вот заглянет в дыру.

Могвид вытянул шею. В маленьком отверстии виднелся кусочек сиреневого неба. С одной стороны в него заглядывал край луны.

— Может быть, магия, которую задействовал Шоркан, ударила по нему, — сказал Магнам, перевязывая раненое плечо.

— Я не буду ни в чем уверена, пока не уничтожу врата Вейра. — Элена вытащила из ножен свой меч.

Могвид не сводил глаз с отверстия в своде. Судя по цвету неба, солнце вот-вот закатится. Едва оно зайдет, Фардейл окажется в надежной ловушке до самого утра. Тогда можно будет спокойно продумать, как убежать. Нагнувшись, чтобы поднять плащ, оборотень вдруг почувствовал, как самопроизвольно дернулась рука.

Нет! Не самопроизвольно! Его рука поднялась и сжалась в кулак, хотя он не желал этого. Фардейл догадался! Он тоже нашел лазейку из темницы!

«Я не сдамся, брат! — заскрипел зубами Могвид. Нагнувшись, так чтобы остальные не заметили борьбы, он пытался разжать пальцы. — Закат уже близко… Я должен немного потянуть время».

Но когда он попытался выпрямиться, то понял — тело ему не повинуется. Он не способен был даже пошевелиться. Два разума сражались за обладание телом, и ни один не мог взять верх.

«Я не сдамся!»

— Что случилось, Фардейл? — спросила Элена за спиной.

Должно быть, ведьма заметила, как дергается его тело, но Могвид не осмеливался заговорить, чтобы не прервать борьбу. Солнце могло сесть в любой миг. Оборотень едва ли не чувствовал его движение.

— Фардейл?

Он услышал звук шагов сзади, но не мог ослабить волю ни на мгновение…

Тело Могвида внезапно вырвалось на свободу. От неожиданности он шагнул назад с радостным криком на устах:

— Свободен!

И вдруг словно огненное копье пронзило его. Только тогда он услыхал встревоженный голос, предупреждавший:

— Фардейл! Ох!

Опустив взгляд, он увидел, что из груди его торчит до невозможности яркое лезвие меча. Хлынула кровь. Оборотень рухнул на колени.

— Он сам отпрыгнул! — оправдывалась удивленная Элена. — Я не успела убрать клинок!

Могвид попытался откашляться, ощущая тяжесть в груди. Невидимые стальные обручи стиснули его ребра.

— Не уходи, Фардейл! — Перед ним внезапно возникло лицо Торн.

Меняющий обличья отрицательно тряхнул головой, встречая взгляд подруги брата.

«Я не Фардейл. Солнце село».

Теперь-то он понял, почему столь внезапно победил в борьбе и потерял при этом равновесие.

— Ах, Могвид… — протянула Торн, оглядываясь на остальных. — Это опять Могвид.

Повернувшись, си’лура взяла его за руку. По щекам ее покатились слезы — Торн знала, что от удара меча братья умрут одновременно.

Оборотень чувствовал, что ускользает за край.

Скорее всего, Торн тоже это заметила.

— Скажи ему… — зачастила она, — скажи ему…

Ее глаза сияли янтарем.

Возможно, следовало отвернуться, но Могвид и не подумал. Фардейл все еще обитал в нем. Что может быть важнее, чем прощальные слова любимой? Поэтому он продолжал упрямо смотреть в глаза Торн до тех пор, пока дыхание не стало прерывистым. Кто-то взял его за плечи, поддерживая.

Через единение глаз Могвид вобрал в себя всю любовь, что была между этой парой. Переменчивые картинки, запахи, обрывки воспоминаний, слова прощания. Такое светлое чувство, что глаза болели смотреть на него. А потом видение начало меркнуть по мере того, как холодело тело Могвида.

Граница между братьями расплылась. На сей раз близнецы Могвид и Фардейл встретились без всякой борьбы, голыми, будто младенцы.

«Прости, брат», — вряд ли можно было с уверенностью сказать, кто именно произнес эти слова.

А после темнота накрыла их… братья ушли.

Всхлипывая, Элена опустилась на колени и спрятала лицо в ладонях.

— Как? После всех испытаний, которые они…

Эр’рил бережно уложил тело Могвида. Меч все еще торчал из середины груди оборотня, кровь расплывалась широкой лужей. Повернувшись к Элене, стандиец обнял ее.

— За что? — простонала ведьма.

— Я не знаю, — ответил воин равнин. — Но не думаю, чтобы это было случайностью. Тень Осоки — оружие крови, а оно слишком часто выходит из подчинения и убивает. Сталь, затронутая порчей, жаждет крови и смерти.

Его слова не слишком-то утешили Элену. Ведь меч направляла ее рука. Она отвлеклась совсем ненадолго… И тут вдруг Могвид кинулся назад, будто сам хотел напороться на клинок.

Сдержанно рыдая, Торн опустилась на колени по другую сторону от тела.

— Полная луна почти в зените, — проговорил стоявший в нескольких шагах Арлекин. — Если мы хотим уничтожить ворота, то лучше всего поторопиться.

— Я возьму твой меч, — стандиец помог Элене подняться.

— Нет, я сама… — она высвободилась, утирая слезы.

Проглотив комок в горле, ведьма приблизилась к телу.

Взялась за рукоять с изображением розы, измаранную в крови меняющего обличья. Торн отвернулась, не в силах смотреть на это. Сжав пальцы, Элена потянула меч, и он высвободился с такой же легкостью, с какой проткнул ее друзей. Едва клинок вышел полностью из раны, тело расплылось, будто бы только сталь удерживала его в неизменной форме. Мертвый си’лура растекся рыжеватой слизью, которая растеклась по серебряной глади, разделившись напополам у коленей испуганно отпрянувшей Торн. Оба потока двигались сами по себе, собираясь в округлые горки, которые подернулись рябью и сложились в две лежащие фигуры. Постепенно они приобретали отличительные черты — крупный темный волк и человек.

— Могвид и Фардейл, — произнес Эр’рил. — Наконец-то они обрели свободу.

Тол’чак печально покачал головой.

Торн опустилась рядом со своим любимым и медленно провела пальцами по щеке. От ее прикосновения волк внезапно вздохнул глубоко, а затем встрепенулся, будто разбуженный. От неожиданности все отпрыгнули. Даже Торн.

Она неуверенно спросила поднимающегося на ноги волка:

— Ф-фардейл?

Зверь поднял голову, обратив пылающие янтарным светом глаза к женщине-си’лура. Ее ресницы удивленно дрогнули, и с радостным всхлипыванием Торн обхватила волка за шею.

— Думаю, это означает «да», — заметил Арлекин.

Рядом с ними сел Могвид, протирая глаза.

— Ч-что произошло? — спросил он.

— Вы живы! — воскликнул Тол’чак, поднимая его на ноги.

Могвид рассматривал свои руки, удивленный не меньше, чем остальные. Потрогал грудь, шею.