Самых своенравных — Виньо, Кловиса, О'Коннела и еще Кантора — они возьмут с собой. А вот Онорину Жоффрей посоветовал не брать. Несмотря на то что Берн писал о пирате, промышлявшем в бухте Голдсборо, с подчеркнутым спокойствием, там их могут ждать и неприятности. Пейрак отнюдь не собирался мириться с тем, что у него так нагло похитили преданного ему человека, которого он нанял в Нью-Йорке еще во время своего первого путешествия в Америку и который с тех самых пор служил ему верой и правдой.

Вапассу, напротив, он считал достаточно надежным убежищем от внезапных набегов. Новый палисад построят быстро, и с высоких крепостных стен хорошо вооруженный отряд форта сможет дать отпор и канадцам, и индейцам — ирокезам или абенакам, — в общем, всем, кому взбредет в голову прийти сюда искать с ними ссоры.

По-видимому, с этим народом никогда не будешь знать наверняка, какая муха их укусит. Но ему казалось, что пока нет ни малейшего повода для конфликта. В Квебеке губернатор занят экспедицией Кавелье, которую смогли осуществить лишь благодаря щедрости графа де Пейрака. Ирокезы проявили по отношению к ним дружеские чувства. Абенаки, занятые торговлей, ушли на юг.

Анжелика была немного встревожена и разочарована тем, что ей придется оставить в Вапассу Онорину. Она еще никогда не расставалась с дочерью. Но к счастью, сама Онорина отнеслась к предстоящей разлуке спокойно. Она вся была поглощена своим медвежонком и теми переменами, которые принес с собой приход наемников. Она, правда, теряла подружку по играм в лице маленькой Роз-Анн, ибо Пейрак собирался взять девочку с собой, чтобы попытаться на побережье передать ее английским родственникам, но зато с ней оставались два ее неразлучных дружка, Бартеломи и Тома, а Эльвира и Малапрад охотно согласились заменить ей родителей на время, пока граф и графиня де Пейрак будут отсутствовать.

В Вапассу спустился вечер, еще один вечер, пронизанный умиротворением цветущей природы. Жоффрей де Пейрак обнял Анжелику за талию и, прижав ее к себе, повел в сторону леса. Они прошли через лагерь индейцев, потом поднялись на левый берег озера к сосновому бору. Они шагали быстрым, бодрым, согласованным шагом.

Как только они миновали водораздел, их окутала тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом листвы, которую игриво шевелил веселый ветерок. Почва под ногами была каменистая, покрытая мхом, и они шли легко, не думая о тропинке, она хорошо была знакома им. А тропинка эта вела к утесу, нависающему над равниной, с которого открывался вид на далекие горы. Цвет их снова изменился

— лес надел свой летний наряд цвета темного изумруда. Легкий туман, словно стальная пыль, заволакивал долину дымкой. И повсюду в лучах заходящего солнца отражался живой блеск многочисленных озер.

Пейрак и Анжелика остановились. Это был их последний вечер и последняя прогулка перед долгой разлукой с этими милыми сердцу местами. Завтра их караван тронется в путь. Они пешком доберутся до Кеннебека и по нему на небольших судах и лодках спустятся к океану.

А пока и Жоффрей де Пейрак, и Анжелика со спокойной радостью любовались в этот вечерний час дивной красотой Вапассу, с которым отныне накрепко связана их судьба.

— Здесь я познала счастье, — сказала Анжелика.

Она повторяла про себя это слово, наслаждалась его звучанием: счастье… Да, пережитые вместе опасности, испытания — это тоже счастье!

Какая-то таинственная закваска может иногда приметаться к грубому тесту жизни, и тогда счастье всегда с нами, оно не покидает нас больше, хотя оно и неуловимо: счастье!

Анжелика осторожно полной грудью вдыхала благоухающий воздух.

«Моя маленькая любовь! Подружка моя, — думал де Пейрак, глядя на нее. — Ты разделила со мной мою трудную жизнь здесь, и я ни разу не видел тебя слабой… У тебя щедрая душа… За что бы мы ни брались, все самое тяжкое ты взваливала на свои плечи…»

Они были счастливы, они одержали победу над зимой, они сумели сокрушить стену, стоявшую между ними…

В эту минуту негромкий протяжный мелодичный вой послышался за их спиной, донесясь с высоты черной скалы, что нависала над ними. Это был зов, повышающийся постепенно на ослабленных тремоло, репризах, чтобы продолжиться в заунывной песне, которой, казалось, не будет конца и в которой словно сливались воедино восторг и страдание.

— Послушайте, — сказала Анжелика, — это воют волчата!..

Она представила себе их такими, какими их описывал Кантор: шестеро волчат сидят вокруг матерого волка, старательно напрягая свои круглые розовые ноздри, подражая отцу, а тот обратил свою страшную острую морду к луне.

— Как будто лес поет, — прошептала Анжелика. — Не знаю, может, это и не так, но иногда мне кажется, что мы с Кантором в чем-то очень схожи, я тоже люблю волков.

Он неотрывно смотрел на нее, как-то по-особенному воспринимая сегодня малейшие нюансы ее голоса, каждое слово, которое она произносила.

«Да, странно, — мечтательно продолжал размышлять он, — когда-то я любил ее безумно и, однако, много лет мог жить вдалеке от нее, наслаждаться жизнью и даже вкушать удовольствие с другими женщинами… Но теперь я больше не смогу без нее… Нельзя оторвать ее от меня, не вырвав тем самым моего сердца… Без нее я не смог бы жить… Как же это случилось? Как случилось? Я и сам не знаю…»

И в этот момент что-то произошло. Какой-то неясный свет вдруг задрожал на горизонте, потом, разрастаясь, поднялся над деревьями и горами, нарисовав огромный светящийся овал, будто задрапированный вуалью, потом эти драпировки стали розовые, зеленые, они закручивались в гофрированную спираль, но она тут же начинала распадаться, разбрасывая вокруг себя дождь люминесцирующего сияния.

— Что это? — вскрикнула потрясенная Анжелика.

— Северное сияние, — сказал Пейрак. Он вполголоса объяснил ей, что это явление природы, причины которого не ясны, часто случается здесь в начале лета.

Анжелика, буквально застывшая от неожиданного потрясения, облегченно вздохнула.

— Я испугалась, подумала, что нам — да-да, и нам тоже — явилось видение… Это меня… словом, это привело бы меня в большое замешательство!..

Они рассмеялись. Граф де Пейрак склонился к ней и запахнул полы ее накидки, потому что из лощины вдруг потянуло холодом. Он заботливо укутал ее, несколько раз проведя руками по ее плечам, потом обхватил ладонями нежное лицо жены и долгим поцелуем прильнул к ее устам. Мерцающие блики еще вспыхивали и освещали их время от времени, но розовый и зеленый дождь, струящийся по темному небосводу, уже кончался.

Потом они долго молча стояли, охваченные пьянящим восторгом, оттого что они вдвоем перед лицом жизни, проникнутые сознанием ценности того, чего они достигли в этом мире любовью.

— С Богом! — сказал он.