– Я!

– Я!

Несчастные – они спорили о том, кто первый солгал.

3

Это может показаться странным, но общение с людьми, одно существование которых, их взгляд на мир, поступки, слова – письменные и устные, если не могли опровергнуть обретенное тобой знание, то, наверное, должны были смазать его и даже, может быть, поколебать, однако этого не случилось, наоборот – оно еще больше выросло и окрепло, рождая естественное желание с кем-нибудь своим знанием поделиться, тем более после того, как не удалось поделиться им с Юлием Кульманом.

Почему-то была уверенность, что такой человек появится, вот-вот появится, и он действительно появился…

…Лифт остановился на первом этаже, стальные двери беззвучно раздвинулись. Напротив стоял в ожидании лифта человек. Ты смотрел на него открыто и радостно, а он в ответ взглянул удивленно, ведь вы не были знакомы.

– Вы выходите? – спросил он.

– Нет, – ответил ты, не в силах сдержать радостную улыбку.

И он вошел и стал напротив.

Это был священник, самый настоящий священник в черном священническом облачении в пол, пошитом из плотной и красивой шерстяной ткани с черным же шелковым узором на воротнике-стоечке – несомненный священник, правда, без креста на груди, называемого, между прочим, наперсным.

Он нисколько не походил на тех православных «батьков», которые приходили к вам в общую – грузных, нервных, бестолковых, – орудуя богом, как дубиной, размахивая ею вокруг себя, не приближая, а отгоняя, они несли какую-то высокопарную невнятицу, которая им самим была непонятна, а в конце – прочувствованную чушь про евреев, которые хотят погубить Россию, и про православных русских, которые непременно ее спасут, – чушь, которую не только ты, но и твои менее чувствительные в этих вопросах сокамерники слышать не могли, нет, этот был другой, совсем другой, в его больших темных глазах светился терпеливый, приправленный иронией интеллект.

«Вот! – подумал ты восторженно. – Вот, только священника мне не хватало!»

В самом деле – только священника мне, то есть, извиняюсь, тебе не хватало! При виде человека, к которому твое новое главное последнее знание имело самое непосредственное отношение, оно предельно возбудилось, начав тыкаться в душе, как купленный и принесенный с базара поросенок в мешке. Кто, как не священник, мог оценить и разделить твое знание, как делят дружескую вечернюю трапезу, в самом деле – кто?!

Да никто!

Никто, кроме него…

У него был гладкий, высокий лоб с темными не очень длинными волосами на прямой пробор, чистое лицо и аккуратная бородка вокруг рта.

Коротко и кротко глянув на тебя, он спросил негромко:

– Вам какой этаж?

– Этаж? – повторил ты, то ли не расслышав, то ли все еще не веря, что настоящий священник, самый настоящий священник, к тому же такой приятный, с тобой говорит.

Но, действительно, тебя можно понять – впервые в жизни ты общался вот так со священником, с самым настоящим священником – один на один общался, причем тогда, когда… ну мы знаем когда… Смешно, но ты не мог оторвать от него восхищенного и благодарного взгляда, а он не смог на это не прореагировать и, окинув коротким взглядом свое облачение – все ли в порядке, вновь обратился к тебе вежливо и не без смущения.

– Вы на меня так смотрите… Никогда не видели попа?

Тебя смутило и одновременно обрадовало, что священник назвал себя попом, и ты позволил себе повторить за ним это забавное словечко:

– Так вы поп?

Он улыбнулся:

– А что, не похож?

– Нет, наоборот, – совсем уже смутился ты. – Я не в том смысле… А в том, что вы на них, на тех попов, не очень похожи… Я даже подумал…

– Что я католик? – продолжил он твою мысль.

– Нет… То есть да… – признался ты.

Откинув назад голову, священник засмеялся.

– Не вы первый мне это говорите… Наш, наш, православный… – глядя на тебя доброжелательно-испытующе, объявил он свою конфессиональную принадлежность.

– Да мне вообще-то все равно! – махнув рукой, поторопился ты его успокоить, отчего немного зачастил. – Потому что я-то не православный… И не католик, конечно… Я даже не крещеный…

Он смотрел на тебя понимающе и сочувственно, ожидая, что ты скажешь дальше.

И ты сказал.

Я бы даже сказал – ляпнул.

– Главное, что вы – священник! Как еще говорят – посредник. Обидно называют, согласен, раньше был не согласен, а теперь согласен. «Я не нуждаюсь в посредниках». Я тоже так считал, а теперь нуждаюсь, именно сейчас нуждаюсь, очень даже нуждаюсь! Потому что теперь знаю… Правда, это не моя заслуга. Это скорей моя вина. И беда. Беда, да… Но то, что я вас здесь и сейчас встретил, это еще раз доказывает, хотя я уже и не нуждаюсь в доказательствах, я и без доказательств знаю… – Ты замолчал, запутавшись, не решаясь продолжить свою мысль, точней, ее закончить, и опустил глаза.

– Что же такое вы знаете? – глядя серьезно и сочувственно, подбодрил тебя священник.

– Что Бог есть, – тихо закончил ты.

(«Бог есть», – именно два этих слова ты хотел написать и оставить Юлию Кульману, тем самым призывая отбросить все его сомнения, ободряя и поддерживая. Не «тук-тук, тук-тук, тук-тук», а «Бог есть! Бог есть! Бог есть!» – так билось теперь твое сердце, отзываясь ударами пульса во всем теле от макушки до кончиков пальцев: «Да, есть. Да, есть. Есть, есть, есть!»)

Реакция священника на эти простые и совсем не запретные в наше время слова оказалась неожиданной – он вздрогнул вдруг, отшатнулся к стене лифта, впрочем, не испуганно, а скорей удивленно, как вздрагивают не от близкого или внезапного выстрела, а от звука детской хлопушки или от неожиданного детского крика. На мгновение постоянно присутствующая в его взгляде доброжелательная ирония сменилась растерянностью – возможно, он подумал о твоем психическом здоровье, но тут же ирония вернулась, по меньшей мере удвоившись.

– Ну вообще-то для меня это не новость, – проговорил он негромко, едва заметно улыбнувшись.

– А для меня новость! – радостно выпалил ты.

Он улыбнулся уже открыто и смотрел на тебя предельно доброжелательно.

– Вас можно поздравить с обретением веры?

– Нет, я не верю, – замотал головой ты. – Я не верю, я – знаю!

Улыбка вновь исчезла с его лица, он смотрел удивленно, озадаченно даже.

– Не верите, но знаете?

– Именно так!

– Знание заменяет вам веру?

– Я бы даже сказал – отменяет!

Священник долго и внимательно смотрел на тебя, и ты в ответ смотрел на него, готовый ответить на любой вопрос.

– А вы можете мне это рассказать? – неожиданно предложил он.