Берлин остался без защиты; комендант просил о капитуляции. 9 октября по ст. ст. русские торжественно вступили в Берлин.

Пока Чернышев готовился к штурму, он неожиданно узнал, что Тотлебен уже находится в Берлине, самовольно приняв капитуляцию города, причем на крайне выгодных для противника условиях. Уже упоминавшийся банкир Гоцковский еще в 3 часа ночи направил генералу майора Вегера и ротмистра Вагенгейма, а жаждавший славы Тотлебен немедленно подмахнул предложенные пруссаками условия. В 4 утра капитуляция была подписана. Все оставшиеся в городе прусские солдаты и офицеры объявлялись пленными и утром должны были явиться к Котбусским воротам, чтобы сдать оружие. Находившиеся в городе русские военнопленные передавались победителям: Рохов также выдавал оружие и амуницию из городских арсеналов. Со своей стороны, Тотлебен гарантировал неприкосновенность имущества граждан. Для выработки условий охраны населения утром к нему должен был явиться Гоцковский.

Прусские ландверманы.

В 5 утра Санкт-Петербургский и Рязанский конно-гренадерские полки заняли караулами все ворота на левом берегу Шпрее. Бригадир Бахман, назначенный на должность городского коменданта, с 200 гренадерами встал лагерем на площади у королевского замка. Однако условия капитуляции оказались более чем мягкими. В частности, пруссаки добились согласия не уничтожать находившийся в городе арсенал, монетный двор и главный провиантный склад, что противоречило прямому приказу Конференции (литейные и пушечные заводы близ Берлина и Шпандау, а также оружейные заводы сожгли). Это вызвало открытый ропот в войсках, однако Тотлебен объяснил, что указанные объекты не подверглись разрушению, так как доходы с них шли не прусскому королю, а различным благотворительным учреждениям, в частности, Потсдамскому сиротскому приюту. Поэтому все осталось неприкосновенным. К тому же австрийцы прислали в штаб Чернышева (он был извещен о капитуляции города только в 6 утра) протест, потребовав занятия двух ворот (Галльских и Бранденбургских) и немедленной выплаты части контрибуции. Русскому командиру пришлось выдать союзникам 50 тысяч талеров и уступить им двое ворот.

Тем временем все распоряжения в городе были поручены графу Тотлебену. Немецкие историки единогласно признают, что никогда еще «счастливый завоеватель не поступал так великодушно и умеренно со столицей своего врага, как граф Чернышев и Тотлебен поступили с Берлином. Строжайший порядок господствовал в русском войске; за все его потребности платили щедро; солдаты вели себя не только скромно, но даже дружелюбно в отношении к пруссакам. Одни австрийцы, которым по настоятельному требованию Ласси Чернышев принужден был отдать три берлинских предместья, производили по ночам грабежи, вламывались в дома, терзали, мучили, даже убивали жителей. Тотлебен вытребовал 2 миллиона талеров контрибуции. Третья часть была выплачена наличными деньгами, на остальное прусское купечество выставило векселя, за поручительством богатого банкира Гоцковского, который, как истинный патриот, жертвовал всем состоянием для спасения родного города. Пример его возбудил соревнование остальных граждан. Он вел все переговоры с Тотлебеном».

Были разрушены все пороховые мельницы, литейные заводы и фабрики, работавшие на прусскую армию. Берлинский пушечный литейный двор так разорили, что Тотлебен в своем рапорте указывал: «В два года ни одной пушки в Берлине лить невозможно будет». Из арсеналов выбрали все неуничтоженное оружие, провиант и фураж. Были также сожжены огромные (на всю прусскую армию) годовые запасы амуниции и мундиров. Словом, уничтожено все, что требовалось Фридриху для продолжения войны. Уцелел лишь ружейный завод в Потсдаме, где стоял австрийский генерал Эстергази, строго наблюдавший за неприкосновенностью королевской собственности как в Потсдаме, так и в Сан-Суси.

Зато дворцы Шенхаузенский и Шарлоттенбургский были, начисто разграблены саксонцами и пандурами — союзники мстили пруссакам за Силезию и Саксонию. В неистовстве солдаты не щадили ничего: срывали драгоценные обои, рубили картины, били фарфор и зеркала, обезображивали статуи. Даже святыня храма не спаслась от их поругания: в придворной церкви они изломали в куски дорогой орган и расхитили золотую утварь. Та же участь постигла и редкий кабинет антиков, купленный Фридрихом по смерти кардинала Полиньяка. Русским даже пришлось открыть огонь по союзникам, чтобы восстановить порядок. Австрийцы, хотя Ласси и получил свою часть контрибуции, оказались весьма недовольны таким исходом операции.

Русские же воспользовались множеством трофейного оружия, которое было вывезено для нужд армии, а кирасиры и драгуны получили прусские сапоги, лосиные штаны, другую дорогостоящую амуницию, а также множество отличных строевых лошадей из берлинских конюшен.

Императрица России сочла результаты рейда на Берлин вполне удовлетворительными. Именно после этой «экспедиции» в русской армии (кстати, опять же по примеру пруссаков) были впервые введены коллективные награды за боевые отличия. Войска корпуса Чернышева были пожалованы серебряными трубами «За взятие Берлина сентября 28-го 1761 г.». Их получили: в пехоте — 1-й и 4-й гренадерские, Кексгольмский, Невский, Апшеронский, Муромский, Суздальский, Киевский, Выборгский пехотные; в кавалерии — 3-й Кирасирский («бывший Минихов») и Санкт-Петербургский конно-гренадерский. Кроме того, эти два полка, единственные в русской армии, за участие в Семилетней войне получили серебряные литавры. Более этот знак отличия не жаловался ни одному кавалерийскому полку вплоть до революции 1917 года.

По этому поводу известен еще один забавный случай. Когда император Вильгельм II, бывший шефом Санкт-Петербургского Его императорско-королевского величества императора Германского, короля Прусского драгунского полка, командовал им на маневрах в Царском Селе в 1902 году, он якобы спросил у полкового трубача, за что драгунам пожалованы серебряные трубы. «За взятие Берлина в 1760 году, Ваше Императорское Величество!» — браво отрапортовал трубач. Должен сказать, что на самом деле вряд ли Вильгельм не знал истории своего «подшефного» полка, тем не менее нетактичность русского правительства, сделавшего его шефом санкт-петербуржцев, просто поразительна.

Впрочем, экспедиция на Берлин, которая представляется делом блистательным в Семилетней войне, была, в сущности, не так важна сама по себе, как по своим последствиям. Если бы неприятели воспользовались ей, как следует, она нанесла бы решительный удар Фридриху. Экспедиция эта была не что иное, как ловкий маневр, которым хотели выманить Фридриха в Бранденбург, сосредоточить здесь его войска и развязать себе руки в Силезии, Саксонии и Померании. В этом отношении она вполне удалась и притом, благодаря мудрым распоряжениям Чернышева, весьма недорого стоила России.

«Свет с трудом поверит, — пишет граф Чернышев, — что сия столь важная и для общего дела полезная экспедиция не стоит здешней армии ста человек убитыми и что раненых еще меньше. Напротиву того неоспоримо, что неприятель буде не больше, то, конечно, до осми тысяч человек убитыми, пленными и дезертирами потерял!» (Граф несколько преувеличивает — всего 612 убитых и 3900 пленных при 60 орудиях.) В числе пленных находились генерал Рохов, два полковника, два подполковника и семь майоров.