Солнце почти поднялось за горизонтом. Птицы закричали еще громче.

Сейчас человек выйдет из тени камня и все опять начнется.

Или закончится?

* * *

Темные тучи, как корона, воссияли над солнцем-цветком. А оно желтым пожаром отражалось в ставших черными радужках полупрозрачной худой женщины с миловидным бледным лицом. Когти и клыки исчезли, черная кокетливая шляпка с серебряной вуалью пропали, и видна была тщательно заплетенная французская коса.

Ревность стала менее пугающей, но все такой же таинственной, словно только что спустившееся из звездной ночи по ступеням из сумеречных облаков. Губы ее оставались такими же алыми, и неизменный мундштук не поменялся в длинных пальцах, как, впрочем, и простой серебряный перстень с выгравированной буквой «с» на черном камне, на котором никогда не бывало бликов.

Ревность спокойно курила, наблюдая за Денисом и его избранницей, от которой так и веяло особенным теплом. Дым ее сигареты тонкой струйкой поспешил к исчезающему речному туману, чтобы его поддержать.

– Но как же так? – раздался взволнованный красивый женский взрослый голос из ниоткуда. Ревность ослепил один из солнечных отблесков. – Ведь ты говорила, что он будет спасен! Ты подарила ему удачу, чтобы мой мальчик был спасен!

И тут же раздался второй голос, в котором Дэн мог узнать Инну, впрочем, ее голос показался знакомым бы и Маше, ведь она слышала его в снах. И в нем тоже было много беспокойства, и страх, и непонимание, и просьба:

– Зачем же ты это делаешь? Ты обещала помогать ему! А теперь опять то же самое! Зачем?

– При чем здесь я? – приподняв изломанную бровь, спросила та, у которой было множество имен, и Ревность была одним из них. – Я выполнила свой уговор. Удача всегда была с мальчиком. Ранение вместо гибели не всякому дано. – Ревность, не выпуская мундштука, трижды повернула свое кольцо. – Вы знаете, что обозначает буква «с»? Судьба. Смерть. А также – случай, – сказала она. – Он был спасен от гибели на самолете. А тут в игру вмешался случай, – дама с мундштуком почти с болью смотрела на Дениса.

Ее просили помочь. И один раз она уже это сделала.

– Я не властна над самой собой, – пожав плечами, сообщила Ревность и рассмеялась: – Посмотрим, что будет. Тише, тиш-ш-ше, успокойтесь, – проговорила она, и голоса исчезли. На плечо Ревности опустился орел, а в кулак она поймала ветер.

* * *

Тихое умиротворенное счастье – одно на двоих – продолжалось недолго. Только что Маша и Денис целовались и смеялись, разговаривали и, не отрываясь, глядели друг другу в глаза, а спустя несколько мгновений все поменялось. Казалось, что все вокруг замерло, и Дэн, очарованный моментом и прикосновениями, тоже замер. На какое-то мгновение он даже перестал дышать. Глубокое чувство дежавю захватило его настолько, что он опешил. Когда он испытывал подобное? Где? С кем?

Интуиция кричала об опасности, и Денис почти кожей ощущал неладное. В него как будто кто-то пустил хрустальную стрелу, которая рассыпалась перед его ногами, не успев ударить в сердце.

Он повернулся к улыбающейся Маше и осторожно огляделся, не совсем осознавая, что заставляет его это делать.

Их было трое – они, не спеша, приближались к ним с двух сторон, и именно они насторожили Смерча. А на парковке, с другой стороны, появилась откуда-то серая тонированная тачка.

Он сразу понял, что это не случайные прохожие, а люди из ОПГ. Дед говорил во вчерашнем телефонном разговоре, что с Пристанскими покончено, и правая рука Марта по кличке Радик покинул область – дезинформировал, не знал точной картины? Впрочем, сейчас это было неважно. Важными были их намерения. Эти уроды могли навредить той, которая сейчас была с ним.

Ни о чем не подозревающая Маша вдруг обняла парня, и он механически обнял ее в ответ, лихорадочно обдумывая, что делать.

* * *

Ойкист настиг их внезапно, не оставив даже надежды на побег. То, что любимая жена изменяла ему, да еще и с рабом, показалось диким позором, но в ярость его ввергло совсем другое – Дионисия принадлежала ему, только ему и никому более, как посмело ничтожество из черни положить глаз на его прекрасную супругу?! Как дерзнула она смотреть в сторону раба?

Они не могли даже бороться, нападение было внезапным, отрезающим пути к отступлению – их окружили: с одной стороны, море и пропасть, с другой – люди ойкиста. Меч оказался у горла Филимона, и перепуганной Дионисии пришлось делать все, что приказал ей ненавистный супруг.

– Отпусти его, иначе я прыгну вниз! – кричала девушка, задыхаясь. Она стояла на самом краю скалы. – Зевс свидетель, что прыгну! Отпусти же!

– Я отпущу, – проговорил сдавленно ее муж, с трудом перебарывая в себе желание провести тонким лезвием по загорелой шее раба. Желание уничтожить врага перемешивалось с желанием отомстить той, которую он, как считал, безумно любил и считал своей собственностью. Где-то на дне кубка с этим ядовитым коктейлем была странная нежность. – Отойди оттуда, и отпущу. А прыгнешь – он умирать долго будет. Отойди!

И она послушалась его – больше ничего не оставалось. Но только девушка оказалась в безопасности, как ее по команде ойкиста схватили, а сам, охваченный ненавистью, ударил Филимона мечом. Тот, даже не успев кинуть на возлюбленную прощального взгляда, упал на камни, в то время как ойкист буквально пожирал жену глазами – хотел видеть, как она ломается. Дионисия вырвалась и бросилась к неподвижному телу. Как капали на камни с лезвия меча капли крови, так капали по ее щекам слезы. Она кричала, прижимаясь к мертвому телу возлюбленного, кричала так, что к ней не сразу решились подойти.

Красный закат растворялся, как его жизнь.

* * *

Дэн, обнимая Машку – живую, теплую, настоящую, вдруг понял, что должен спасти ее любой ценой. Она не должна пострадать. Она должна жить, и он сделает все возможное, чтобы с ней не случилось ничего из разряда непоправимого. Смерчинскому это стало понятно вдруг, внезапно, в одно мгновение: стремительное, как стрела, и ясное, как небо в погожий летний день. Такие, как она, должны счастливо жить. Его любимые люди должны жить. Он не сможет перенести еще одну потерю, и если будет нужно, он отдаст на откуп себя. Хотя и самому ему потерей быть совершенно не хотелось. И в это же мгновение он собрал все свои силы, организованность и желание жить, бороться за жизнь и за счастье, в кулак.

– Маша, послушай меня внимательно, – тихо заговорил Денис, чувствуя, как бешено колотится сердце. Он пытался успокоить себя и призвать на помощь всю свою выдержку, потому что знал – надеяться может только на самого себя. Страх перед этими людьми меркнул перед страхом потери.

– Что? – не поняла девушка, с трудом очнувшись от созерцания рассвета. Рядом со своим личным Смерчем, держа его за руку, Маша погружалась в странное состояние личного и бесконечного счастья.

– Ты мне веришь? – вопрос прозвучал неожиданно и странно.