Последние слова подстегнули кальфу – хлопнув дверью, она протопала во двор.

В тот же миг старуха, открыв лицо, устремилась к девушке и совсем другим голосом воскликнула:

– Златка! Милая! Неужели не узнала меня?

– Арсен! – Девушка поначалу не поверила своим глазам, а потом с рыданием упала к нему на грудь. – Милый мой! Ты здесь!..

– Т-с-с! – Арсен зажал ей рот ладонью. – Слушай внимательно. Мы с Ненко приехали за тобой. Он с подводой во дворе. Вот тебе другая одежда. – Он выхватил сверток из своего узла. – Пока твои подружки выбирают у Ненко обновы, накинь на себя эти лохмотья рабыни, выйди во двор и жди нас возле ворот… Мы не задержимся. Быстрей!

Скомкав все лоскуты, казак запихнул их в узел и, вновь согнувшись, как старая бабка, заковылял из комнаты.

Около воза шла бойкая торговля. Ненко не скупился. За бесценок продавал то, что втридорога купил вчера с Арсеном у заморских купцов. Кальфа и девушки держали в руках отрезы дорогих тканей и, не имея больше денег, с завистью и сожалением смотрели на оставшееся.

Арсен, выйдя из гарема, подождал, пока мимо него промелькнула Златка, а потом направился к возу.

– Накупили, сороки? – зашипел он на девушек. – Вижу – набрали… Ну и хватит! А теперь – кыш, кыш! Некогда нам, надо ехать дальше, ведь в кошельках у вас, хе-хе, ничего не осталось! – Он влез на воз. – Погоняй, старик!

Ненко взмахнул камчой[150], хлестнул коней.

– Где она? – спросил тихо, когда немного отъехали.

– Вон побежала… Будем ждать… Теперь бы хоть малость пофартило нам!

Не задавая больше вопросов, Ненко быстрее погнал лошадей.

– Эй-эй, берегись! – кричал он тем, кто оказывался на пути.

Запыхавшаяся Златка стояла у ворот, боязливо озираясь через узенькую щель чадры. Она, видимо, еще не могла поверить в реальность происходящего. Худенькую ее фигурку так и притягивало к быстро приближающейся подводе.

Ненко натянул вожжи.

Арсен подхватил девушку под руки, поднял – и она мгновенно оказалась внутри будки.

– Гони! – крикнул казак.

Камча обожгла спины лошадей. Колеса, высекая из камней искры, громко затарахтели в узком проезде под каменной башней.

Часовые, стоявшие снаружи, у ворот, бросились на шум, однако завидев, что на них мчатся озверевшие кони, испуганно отшатнулись, чтобы не попасть под копыта.

– Вай, вай! Горе мне! – вопил Ненко, размахивая камчой. – Взбесились, окаянные! Вай, вай!

Капуджи скрестили длинные копья, закричали:

– Стой! Назад!

Но было поздно. Кибитка вихрем вылетела из-под башни, промчалась через широкий майдан, разгоняя испуганных прохожих, и скрылась за углом, в боковой улице.

– Сумасшедший старик! – буркнул старший. – Свернет себе шею! Или кому-нибудь…

Младший добавил:

– Попадись он мне в руки – отходил бы его копьем по спине!..

Тем временем Арсен внутри будки скинул женское платье, остался в обычной своей одежде янычарского чорбаджии. Потом он сменил на передке Ненко – и тот вскоре тоже красовался в пышном наряде чауш-аги. Переоделась и Златка, преобразившись в юного стройного янычара.

Проехав через весь Стамбул, беглецы миновали ворота Айвасары-капу и быстро домчались до леса, что неподалеку от Эйюба.

Здесь их ждала другая повозка.

Ненко обнял Арсена.

– Прощай, друг мой и брат! Бумаги и деньги на дорогу у тебя есть, а куда путь держать – сам знаешь. Увидишь воеводу Младена, отца нашего, скажи, что скоро прибуду к нему. Вот выполню приятное для меня поручение султана – и приеду…

– Смотри – не выпусти его из рук! – сказал Арсен, памятуя об изворотливости Кара-Мустафы.

– Будь спокоен! Не забывай, что я не только Ненко, но и Сафар-бей! Хватка у меня – янычарская! – И он сжал, усмехаясь, свой крепкий кулак. Потом обнял Златку. – Ну, дорогая моя сестренка, прощай! Нашел я тебя, но, возможно, никогда больше не встречу. Я знаю, что с Арсеном ты будешь счастлива, и рад вашему счастью…

– Ты приедешь к нам, Ненко?.. – прошептала сквозь слезы Златка.

– Все может быть… Поезжайте! Счастливого вам пути!

Он еще раз крепко обнял их и долго стоял у дороги, пока крытая повозка не скрылась за поворотом, в лесной чаше.

С нарастающей тревогой ждал Кара-Мустафа вестей из Стамбула. Измучился вконец. По ночам вскакивал в холодном поту при любом шуме.

Днем, когда отдавал разные распоряжения, когда устраивал смотры ортам, которые постепенно вновь становились подобными прежнему боеспособному войску, было легче, и казалось, что все обойдется, все будет по-старому.

А ночи были ужасными. Долгие, осенние, с северными холодными ветрами, завывающими за окнами его теплого дворца, от чего ледяным страхом сжимало сердце, с кошмарными снами и бесконечными тяжкими мыслями.

Надежда боролась в нем с безысходностью.

Великий визирь надеялся на легковерие и привязанность к нему султана, надеялся, что подарки смягчат гнев, а основательное, подробное письмо объяснит истинные причины поражения и укажет на настоящих виновников.

Потом он припомнил, сколько у него в Стамбуле врагов, которые, без всяких сомнений, науськивают султана на него, и ему стало страшно. Неужели нет никакой надежды?

На всякий случай Кара-Мустафа держал при себе драгоценности, поскольку решил бежать при малейшей опасности. Вокруг дворца поставил часовых и приказал никого не впускать, не предупредив его. За высокой каменной стеной, в соседней усадьбе, куда был прокопан подземный ход, под присмотром надежных слуг стояли наготове быстроногие кони…

Кончался несчастливый для него 1683 год.

День 25 декабря ничем не отличался от предыдущих. Разве что изменилась к лучшему погода – яркие живительные лучи солнца залили Белград, повеселевший широкий Дунай, который во время непогоды выглядел мрачным, даже грозным, и его меньшую сестрицу Саву, а также все окрестности города.

Потеплело на сердце и у великого визиря, он впервые за долгие месяцы после обеденного намаза пошел в библиотеку, достал из богато инкрустированной серебром с перламутром шкатулки Коран в дорогом переплете и углубился в чтение.

Спустя полчаса его стал одолевать сон. Он лег на мягкую широкую оттоманку, но его покой был тут же нарушен появлением секретаря.

– Прости меня, эфенди, за беспокойство. Из Стамбула прибыл чауш…

– Что?! – подскочил Кара-Мустафа. – Его впустили?

– Пока что нет. Мой повелитель сам изволил так приказать.