чтобы не украли знакомые. — Ср. альбомные стихи О. Мандельштама: Покуда Жуль пером себя бессмертит, / Эдмонд мороженицу вертит [Скажу ль… (1925)]. Сходная шутка по поводу соавторства — в повести С. Заяицкого «Жизнеописание С. А. Лососинова»: «Говорят, Гракхи за едою сочиняли свои речи. Пока один брат сочинял, другой совал ему в рот пищу» [II.9; указал Г. Суперфин].

А//2

Что за смешки в реконструктивный период? — Реконструктивный период — период социалистической реконструкции хозяйства, провозглашенной официальной политикой партии и государства в 1928–1929. В агитпропе тех лет постоянно обсуждаются «Задачи того-то (партработы, профсоюзов, РАППа, драматургии, крестьянских писателей…) в реконструктивный период».

Соавторы имеют в виду критическую кампанию против юмора и сатиры, развернувшуюся в конце 20-х гг. В1929 состоялась дискуссия (в «Литературной газете», с заключительным диспутом в Политехническом музее 8 января 1930), в которой в защиту юмора и сатиры высказывались В. Маяковский, М. Кольцов, А. Луначарский, Б. Зозуля и др. Противники смеха были, однако, в большинстве. Особенным фанатизмом отличался литкритик Владимир Блюм, создавший собственную классовую теорию сатиры («Сатира есть удар по государственности или общественности чужого класса») и заявлявший в «Литгазете»: «Советская сатира — поповская проповедь. За ней очень удобно спрятаться классовому врагу. Сатира нам не нужна, она вредна рабоче-крестьянской государственности». По его убеждению, сатиру следовало упразднить, а борьбу с недостатками — вести организованно, не в повести или романе, а в прессе, профсоюзе, партии, добровольных обществах и др. В сатире и юморе видели «голое смехачество» и «стихию духовного бездельничества». Некоторые, как И. Нусинов, допускали сатиру, но не юмор, в котором они видели средство сглаживания противоречий, «разрешения их в несерьезность, в нечто такое, к чему можно отнестись несерьезно» [цит. по кн: Уварова, Эстрадный театр, 165,208; Б. Галанов, 174–176; дискуссия в Политехническом отражена в фельетоне Ильфа и Петрова «Волшебная палка»].

А//3

Дайте такому гражданину-аллилуйщику волю… — Слово «аллилуйщик» в политическом лексиконе эпохи ЗТ было неологизмом с достаточно широким значением. Согласно академическому словарю, аллилуйщик — «человек, чрезмерно восхваляющий что-либо в ущерб делу» [ССРЛЯ]. Сходное толкование дает лингвистическая рубрика журнала «Тридцать дней»:

«Слово это возникло совсем недавно и определяет тех партийцев, которые занимаются тем, что «славят» то или иное положение вещей, смазывают классовое содержание, забывают о классовой борьбе. Иногда аллилуйщиков называют лакировщиками» [ТД 09.1930: 77].

Аллилуйщиком называют также лицемера, сочетающего показные хвалы с хулой и брюзжанием:

«Не так-то легко в быту и на производстве уйти от этих аллилуйщиков, нытиков, маловеров. На официальных собраниях эта публика принимает постный или торжественно-напыщенный вид и так или иначе подделывается под собрание. Но в обычной обстановке… эта публика ворчит без конца, отравляя настроение своим товарищам по работе… — Ну что же из того, что прошло двенадцать лет со дня революции. Времени ушло действительно много, да толку-то мало. Половина населения неграмотна. Хулиганства хоть отбавляй, водка рекой льется. Живем мы в тесноте, грязи, кое-как, по-свински… А тут твердят кругом: культурная революция, культурная революция!.. Много попов, мало детских садов… Жрать нечего, живем, как сельди в бочке…» и т. п. [П. Баранников, Наша культура, КН 45.1929].

Слово могло также означать человека пассивного, медлительного, нерадивого: так, в статье «Аллилуйщина в Центросоюзе» [Пр 22.07.30] критикуются вялость работы, слабая связь с жизнью, отсутствие руководства.

В какой момент словечко «аллилуйщина» попало в политический язык, и как оно стало столь многозначным? Вопрос, несомненно, еще нуждается в выяснении. Не исключено, что оно пошло от И. В. Сталина, который в октябре 1928 говорил: «У нас есть в партии люди, которые не прочь провозглашать… борьбу с правой опасностью, вроде того как попы провозглашают иногда «аллилуйя, аллилуйя», но не принимают никаких… практических мер, чтобы… преодолеть [правый уклон]…» [О правой опасности в ВКП(б); указал К. В. Душенко].

А//4

…Подхватив под руку какого-то кустаря-баптиста, которого он принял за стопроцентного пролетария, повел его к себе на квартиру. — Деятельность баптистов (евангелистов) получала неодобрительное освещение в прессе 20-х гг. Их отличительной чертой считалась способность мимикрировать, «ловко перестраивать свои ряды в легально-советскую шеренгу». Баптисты соблюдали, например, советские праздники, придавая им религиозную окраску (Первое мая — «праздник братской внеклассовой солидарности всех верующих в Иисуса Христа»), имели свой «христомол», пели в своих молитвенных домах «Интернационал», «Марсельезу», «Вихри враждебные» и другие революционные песни, перекраивая их на свой лад (Весь мир насилья мы разрушим / До основанья, а затем / Любовь и правда воцарятся, / В сердцах не будет зла совсем.), возносили молитвы за советскую власть, имели свой агитпроп по образцу советского, свою прессу (журнал «Баптист») и т. п. В прессе горестно признавался успех их пропаганды и кампаний по сбору средств, особенно среди текстильщиков и кустарей. Видимо, именно пресловутая мимикрия баптиста позволяет ему сойти в глазах доверчивого писателя за «стопроцентного пролетария». [Лев Римский, Вороньи гнезда, КН 18.1929; Ник. Ассанов, Корпуса, которые не сдают, НМ 02.1930; Московский пролетарий 46.1928, и др.]

А//5

Повел описывать скучными словами, повел вставлять в шеститомный роман под названием «А паразиты никогда!» — Объемистые идеологически выдержанные романы в духе психологического реализма XIX в. культивировались так называемой «пролетарской литературой» под эгидой РАППа (который требовал от писателей дать «красного Льва Толстого»). Название романа взято из «Интернационала» в переводе А. Я. Коца: Лишь мы, работники всемирной / Великой армии труда, / Владеть землей имеем право, / Но паразиты, — никогда! [цит. по кн.: Песни русских рабочих]. В записной книжке Ильфа уточнено имя писателя, охотящегося за натурой для положительного героя: «Шел [В. Г.] Лидин и вел с собой пролетария — описывать» [ИЗК, 235].

1. О том, как Паниковский нарушил конвенцию

1//1

Пешеходов надо любить. — Первая фраза романа следует формуле, употребительной в журнальной прозе 20-х гг. Ср.: «У промысловой кооперации недостаточно средств, чтобы стать на ноги. Ей нужно помочь»; «Во многих домах бьют детей. Их надо защитить»; «Эту важную конечность [левую ногу] следует, само собой, всячески оберегать и холить»; «Смычке надо помочь»; «Конечно, нужно всячески любить и поощрять статистику»; «Мюзик-холл надо не ругать, а помочь» [sic] и т. п. [Из 14.05.27; О маленьком народе, КН 27.1929; М. Кольцов, Левая нога // М. Кольцов, Крупная дичь; Пр 12.08.30; Лицом к статистике, Пр 09.01.29; Уварова, Эстрадный театр, 208].

В записной книжке Ильфа первая фраза ЗТ испытывается в контексте других фраз о пешеходе, построенных по известным журналистским шаблонам: «В защиту пешехода. Пешеходов надо любить. Журнал «Пешеход»» [ИЗК, 285]. В юмореске «Меблировка города» соавторы ЗТ пишут: «Пешехода надо любить. Его надо лелеять и по возможности даже холить» [подпись: Ф. Толстоевский,