Но и Бабо-хэ речка не малая.

Зарождаясь на перевале Чжи-нань-лин, она очень быстро обогащается водой ключей и многочисленных ручейков, сбегающих с водораздела рек Чагрын-гола и Хэй-хэ, и уже против пикета Убо вырастает до размеров крупного горного потока. В дальнейшем своем течении она принимает воду многих ручьев, из коих наиболее значительным является стремительный Ихэ-тонсук, впадающий в нее километрах в четырех выше устья.

Длина ее, не считая излучин, 106 км. Общее падение около 106 м на километр (0,01), но распределено оно неравномерно. В своем верховье, в области степных гор, река течет довольно спокойно, но, вступив в лесную теснину, ниже устья р. Бага-тонсук, она приобретает такую стремительность, которая делает переправу через нее в этом районе небезопасной. Да и бродов через нее здесь немного. Самый известный, становящийся, однако, в разгар половодья непроходимым, находится ниже устья Ихэ-тонсука, где Бабо-хэ, при сравнительно большей ширине, имеет твердый грунт дна. Вода в ней очень грязная, того же буро-красного цвета, как и те песчаники, среди коих она нарождается и течет.

Колесная дорога, по которой мы направились на запад, пролегала в одном-двух километрах от русла реки. Проложена она была через перевал Убо в лесные дачи [участки] по р. Бабо-хэ, как нам говорили, в два приема: по ущелью Пянь-дао-коу – в шестидесятых годах, по долине р. Бабо-хэ– в середине восьмидесятых, когда китайским правительством решено было строить телеграфную линию в Кашгар и попытка ганьчжоуских властей заготовить для нее лес путем сплава его по р. Хэй-хэ потерпела полную неудачу,

В наше время дорога эта была, однако, вновь, по-видимому, оставлена; по крайней мере, на всем ее протяжении нам не удалось заметить свежих следов китайской телеги.

Пройдя этой дорогой 32 км, мы остановились у подошвы обросшего лесом холма. Здесь проходила граница лиственного леса, а вместе с тем менялся и самый характер долины Бабо: она заметно сужалась, падала круче, становилась живописнее; луговая растительность на левом берегу реки и степная на правом уступала далее место лесу, весьма разнообразному по составу и с таким густым подлеском, что продраться через него далеко не везде было возможно; кусты Myricaria и Hippophaё rhamnoides, попадавшиеся и ранее по руслу реки, сливались здесь также в густые заросли, из коих одна, близ нашей стоянки, особенно поразила меня своим странным видом: у кустов облепихи, по толщине стволов почти деревьев (до 15 см в диаметре), широкие и густые кроны были срезаны точно по одной мерке на высоте 1–2 м. Русло реки отсюда также сужалось, становилось более извилистым и глубоким, и река уже не разбивалась в нем более, как прежде, на рукава, а неслась одним стремительным, мощным потоком.

Ради охоты в ельниках и лиственном лесу (Populus, Salix, Sorbus, Betula) мы остались на помянутом бивуаке дневать. Охота в общем была удачна, и наша орнитологическая коллекция обогатилась нижеследующими видами: Bucanetes mongolicus Swinh., Carpodacus rubicilloides Przew., Loxia curvirostra var. himalayana Hodgs., Emberiza godlevskii Tacz., Certhia familiaris L., Poecile affinis Przew., Crossoptilon auritum Pall., Ithaginis sinensis var. michaёlis Bianchi, Perdix sifanica Przew. и Tetrastes sewerzowi Przew. Из них особый интерес имеют: новая разновидность франколина (Ithaginis sinensis var. michaёlis), новый для фауны Центральной Азии гималайский клест (Loxia curvirostra var. himalayana) и ушастый фазан (Crossoptilon auritum), столь далекое распространение коего на север и запад установлено было нами впервые[215].

О своей встрече с выводком ушастых фазанов брат рассказывает следующее.

О фазаньем выводке я узнал от Жиляева, который указал мне и направление, в котором скрылись эти красивые птицы. Не прошел я вверх по ручью и двадцати метров, как собака, находившаяся со мной, действительно потянула вперед, на гору. Пришлось карабкаться вслед за нею по скалам и густому кустарнику. Фазаны, очевидно, были недалеко; я даже явственно слышал их глухое клохтанье, а временами до меня доносился и шум, производившийся ими при перебежках. За всем этим из-за высокой поросли я все еще их не видел. Между тем я терял уже силы, почти задыхался. Огромная абсолютная высота давала-таки тут себя чувствовать. Следуя за собакой, я пять раз то спускался, то вновь подымался по одному и тому же откосу, напрягая все усилия к тому, чтобы прижать птиц к оврагу и тем побудить их взлететь, но это не удавалось.

Наконец, на выручку явился Жиляев. Вдвоем дело пошло успешнее, и, наконец, собака сделала стоику метрах в десяти от обрыва. Но покрытые мхом каменные глыбы и росший среди них кустарник представляли здесь такую чащу, что я просто не знал, как приняться за дело. Стоять за собакой не стоило, так как при взлете фазанов я с своего места едва ли бы их увидал, и вот, сообразив наконец, что птица тяжелая и что молодые экземпляры не должны еще летать особенно хорошо, я решил стать в нескольких метрах ниже собаки. Жиляеву же приказал при окрике: «пиль» произвести возможно больший шум наверху. Эта стратагема [«военная хитрость»] вполне удалась. Едва собака ринулась вперед, как послышалось хлопанье крыльев, и два молодых фазана вынырнули из-за груды камней почти у моих ног. Раз за разом два выстрела прокатились эхом по горам, и оба взлетевшие было фазана кувыркнулись в воздухе и тяжело опустились на землю в каких-нибудь 200 шагах ниже.

Отыскать их оказалось, однако, далеко не легко. Хотя я хорошо заприметил место, но, сбежав с горы, уже не нашел на нем никаких следов подбитых птиц: очевидно, они успели удрать или так плотно завалиться среди камней, что отыскать их можно было только собакой. Последняя, впрочем, уже делала свое дело, но, по-видимому, обе птицы разбежались и перепутали следы, а может быть, сюда же спустились и остальные из выводка, так как собака бросалась из стороны в сторону и никак не могла напасть на раненых птиц. Я стал было уже приходить в уныние, когда пойнтер вдруг сделал стойку. Через мгновение птица – молодой самец – уже была у него в зубах, но, к сожалению, в таком виде, что не годилась в коллекцию, так как правое крыло у нее было сильно повреждено, а в хвосте не хватало средних перьев.

Все-таки охотничье тщеславие было удовлетворено. Оставалось лишь найти вторую птицу, несомненно также тяжело раненную. И вот мы снова стали ходить за собакой, но, к счастью, на сей раз не долго. Она была найдена далеко от того места, куда опустилась, но уже без признаков жизни.

Далее из своих охотничьих воспоминаний, относящихся к тому же времени, брат рассказывает следующий случай. Проходя опушкой елового леса, я вдруг увидел, что собака сделала стойку перед вывороченным с корнем деревом. Отойдя несколько в сторону, я послал собаку вперед. Она ринулась прямо под корни, но без результата; тогда она обежала дерево с другой стороны, но, ткнувшись в кучу торчавших ветвей, опять вернулась ко мне. «Что за притча, – подумалось мне, – уж не балует ли пес, наведя на ежа вместо фазана?» Но в то время, как я наклонился, чтобы заглянуть под корни, справа, почти из-под моих ног, с шумом сорвался ушастый фазан и со всех ног бросился улепетывать в гору. Он был убит наповал и оказался взрослой самкой.