Итак, Россия, а вместе с ней и вся Европа были втянуты в глупую, ненужную, кровопролитную войну, за которую большую, если не всю ответственность несет император Александр. Эта война закончилась для русской армии катастрофой на кровавом поле под Аустерлицем 2 декабря 1805 г. Но Наполеон совершенно сознательно не пожелал довести уничтожение русской армии до конца. Он надеялся, что этот поступок будет оценен царём. Буквально через несколько дней после битвы в разговоре с Гаугвицем французский император сказал: «Россия будет со мной, быть может, не сегодня, но через год, через два, через три года. Время стирает все воспоминания, и из всех союзов это будет тот, который мне больше всего подходит».

Увы, Наполеон не знал, с кем он имеет дело. Во главе России стоял человек, который поставил во главу угла только одну задачу — удовлетворить чувство личной зависти и мстительности по отношению к Наполеону. Вспомним, что великий князь Николай Михайлович Романов метко сказал о мелочной, полной личных комплексов политике Александра I: «В остальные же двадцать четыре года его правления интересы России, к сожалению, были отправлены им на второй план».

Что касается французского императора, то его слишком далеко завело желание обезопасить себя в будущем, извлечь максимальную выгоду из победы. Империя Наполеона и появившиеся вокруг нее вассальные государства стали слишком много значить в европейской политике. Баланс сил был нарушен, и с подобным государством стало весьма непросто поддерживать равноправные взаимоотношения. Поражение при Аустерлице также разбудило доселе дремавшие силы. Русское дворянство и, в особенности, офицерский корпус отныне желали реванша. Конечно, все это было еще достаточно далеко от сильных антифранцузских настроений в русском обществе накануне войны 1812 г. Однако это было уже не то в основном безразличное и иногда даже благожелательное отношение к Бонапарту в годы его Консулата.

В этой обстановке Александр развязал новую войну против наполеоновской Франции. Именно развязал, потому что для войны 1806–1807 гг. было еще меньше причин, чем для предыдущей. Тем более что почти одновременно начался очередной русско-турецкий конфликт. Но и эта четвертая по счету коалиция против новой Франции закончилась полной катастрофой: разгромом пруссаков, а менее чем через год жесточайшим поражением русских войск под Фридландом.

Принято писать, что Тильзитский мир, заключенный под давлением неизбежных обстоятельств, был непрочен, что русское общество пылало ненавистью к наполеоновской Франции и новая война становилась все более неизбежной. Действительно, отныне настроение российских элит изменилось. К жажде реванша со стороны офицерского корпуса добавилась вполне серьезная экономическая база для конфликта вследствие континентальной блокады, которая била по интересам наиболее привилегированных слоев российского общества. Кроме того, новая война с Александром вынудила Наполеона коснуться польского вопроса, который стал отныне камнем преткновения в отношениях между державами. Не могло российское дворянство спокойно смотреть на пусть даже маленькую Польшу, возрожденную под именем герцогства Варшавского. Исследования современных историков показывают, насколько сильно было брожение в западных провинциях империи, что, без сомнения, представляло опасность для основ российского государства.

Так что это мнение, в общем, верно — после Тильзита вероятность нового конфликта возросла. Тем не менее многие историки, основывающиеся на данных из мемуарной литературы, без сомнения, утрируют ситуацию. Общественное мнение в России не было столь единодушным, как это было принято считать, и в общем даже в 1807–1810 гг. Александр вполне имел возможность при наличии политической воли не только избежать конфронтации с наполеоновской Францией, но и, наоборот, использовать союз для укрепления и расширения Российской империи. Однако действия русского царя были направлены в прямо противоположном направлении.

Тильзит усилил также и амбиции Наполеона, ввязавшегося в испанскую авантюру. Эту ситуацию царь умело использовал для того, чтобы сделать конфронтацию еще более вероятной. В 1809 г. Австрия начала войну фактически с благословения Александра. Одно его твердое слово, и этой войны могло бы и не быть.

Первым результатом австро-французской войны 1809 г. было то, что англичане спаслись от разгрома в Испании; как следствие, британские правящие круги стали еще менее склонны к компромиссам, и потому всякая возможность мирного урегулирования европейского спора стала еще более призрачной. Но война 1809 г. обострила и польский вопрос. Самоотверженная борьба маленькой армии Понятовского, с одной стороны, с другой — более чем сомнительное «содействие» союзного корпуса под командованием Голицына не могли не повлиять на условия Шенбруннского мира. Герцогство Варшавское было щедро вознаграждено за мужество его солдат. Россия получила лишь нечто, похожее на подачку.

Но что оставалось делать Наполеону, которому его вероломный союзник не только не помог, но более того, постоянно вставлял палки в колеса тем, кому, исходя из буквы договора, должен был содействовать?!

И все-таки, несмотря на эти события, несмотря на совершенно очевидное двуличие Александра, Наполеон принял решение связать свою судьбу с сестрой царя и тем самым совершить последнюю попытку спасти разваливающийся союз. Конечно, в перспективе французский император мог во имя интересов своего государства поступиться родственными связями, но с другой стороны, не был же он сумасшедшим, который желал ввести не только в свою спальню, но и в свой дворец, в свои министерства и штабы представителей страны, с которой он собирался воевать. Ну не мог он думать о русском браке иначе, как о способе укрепить, а точнее, попытаться сохранить союз. Это была его последняя надежда, последний шанс, на который он надеялся в своем десятилетнем поиске сближения с Россией. Того сближения, ради которого он испортил отношения с Турцией, отдал на волю Александра Швецию, прекратил боевые действия 18 июня 1807 г., когда имел все шансы раздавить русский арьергард, а затем просто уничтожить остатки русской армии, разбитой под Фридландом.

Политика, как и всякого человека, нужно судить прежде всего не по словам, а по делам. Все действия Наполеона на внешнеполитической арене до 1810 г. были направлены на то, чтобы попытаться связать Россию и Францию дружественными узами, снискать расположение русского царя, делая последнему такие уступки, которые он мог совершенно не делать. Ведь Россия, проиграв войну в 1807 г., получила не уменьшение своей территории, а приращение! Пусть в истории найдут другой такой пример, когда армия государства, два раза напавшего на другое, два раза была вдребезги разбита, и при этом само государство не только ничего не лишилось, но даже что-то приобрело! Разве это не ясные, очевидные дела, показывающие отношение Наполеона к перспективе русско-французского союза? Реакцией на все эти действия, на все эти жесты был ответ Александра на брачное предложение. Точнее, очевидное уклонение от ответа, означающее отказ. Эта пощечина, которую Наполеон получил от царя, не стала причиной разрыва, но ясно показала: все попытки сблизиться с Александром обречены на провал.

Отныне Наполеон понял, что для укрепления и сохранения той системы, которую он создал и построил, нужно опираться на кого угодно, но не на Александра I. Это, разумеется, не означало немедленной русско-французской войны, но в той сложной накаленной атмосфере, которая существовала в Европе, в обстановке, когда Англия не жалела никаких жертв, чтобы активизировать все враждебные Франции силы, подобное состояние было чревато конфликтом, и обе стороны это прекрасно понимали.