Смелый план Наполеона был вполне осуществим, ибо все эти войска существовали, и маршрут для их присоединения не требовал ни чрезмерных тягот, ни излишнего времени. Ведь путь от Суассона до Ретеля, от Ретеля до Вердена, от Вердена до Туля немногим превышал путь, который проделывал Наполеон, гоняясь то за Шварценбергом, то за Блюхером. К тому же два-три лишних дня не имели значения, когда при первых же признаках его движения неприятелю придется повернуть обратно к границам и оставить столицу. Если фортуна поспособствует исполнению задуманного, война может закончиться одним ударом, ибо армия Шварценберга, сократившаяся до 90 тысяч человек, не в состоянии противостоять стотысячной армии под командованием самого императора.

В соответствии с задуманным Наполеон приказал генералу Мезону оставить в Антверпене только рабочих флота и национальных гвардейцев, словом, тех, кто нужен для сопротивления неприятелю, который и не думает о регулярной атаке, сделать то же самое в других крепостях Фландрии и приготовиться идти на Мезьер со всеми, кого он сможет собрать. Такой же приказ Наполеон отдал комендантам Майнца, Меца и Страсбурга. Приказы поручили доставить надежным людям, переодетым в гражданскую одежду.

Исполнившись обоснованных надежд на свой новый план, Наполеон в ночь на 3 марта перешел через Марну и поставил себе целью преследование Блюхера, которого нужно было разгромить или хотя бы оттеснить. Утренние донесения единогласно сообщали о затруднениях прусского генерала. Его теснили на Эну, через которую он мог перейти только по мосту в Суассоне, принадлежавшему нам. Правда, он мог ускользнуть движением вправо, передвинувшись к Реймсу, что позволило бы ему спастись, поднявшись вдоль Эны и перейдя через нее выше по течению, где мостов было предостаточно и где он мог встретить Бюлова и Винцингероде. Но Наполеон был не тем человеком, который оставляет противнику подобный ресурс. После перехода через Марну он сам взял правее и поднялся вдоль нее дорогой из Ферте-су-Жуара в Шато-Тьерри. Так он получал двойную выгоду: ускорил движение и вышел на прямую дорогу из Шато-Тьерри в Суассон. Он был уверен, что, обойдя на этой дороге Блюхера, отрежет ему единственный оставшийся путь к Реймсу.

Прибыв в Шато-Тьерри, Наполеон перестал уклоняться вправо и с силой потеснил Блюхера на Ульши, двинувшись прямо на Суассон. В ту же минуту Мортье и Мармон, перейдя на левом фланге через Урк, пустились в погоню за неприятелем со своей стороны. В Ульши Мармон дал ожесточенный бой арьергарду Блюхера, захватил и убил около трех тысяч человек и отбросил остатки за Урк, обеспечив на следующее утро переправу своих войск и войск Мортье. Было достигнуто и другое преимущество: наш крайний правый фланг занял Фер-ан-Тарденуа и перекрыл дорогу на Реймс. Теперь Блюхер мог перейти через Эну только в Суассоне, который был в наших руках. Так мы поймали, наконец, нашего непримиримого врага и вот-вот могли задушить его в своих объятиях!

Исполнившись самых прекрасных надежд, Наполеон выдвинул авангард к селению Рокур, тогда как войска Мармона оставались в Ульши, и заночевал в Безю-Сен-Жермене. Наутро 4 марта он пустился в путь, рассчитывая днем дать решающий бой. Дабы не позволить Блюхеру ускользнуть через правый фланг, он занял позицию в Фиме на единственной проходимой дороге в Реймс, в то время как Мармон и Мортье направились прямо на Суассон. Какое бы решение ни принял Блюхер, ему пришлось бы сражаться спиной к Эне с 45 тысячами против 55 тысяч. В этой кампании у нас почти никогда не было численного превосходства, и Блюхер неизбежно оказался бы сброшенным в Эну.

Но вдруг самое неожиданное и прискорбное известие дошло до Наполеона. Суассон, который был ключом к Эне и который император позаботился снабдить достаточными средствами обороны, открыл Блюхеру ворота и пропустил его к Эне! Кто же так внезапно переменил ход событий и сделал положение, несколькими часами ранее грозившее неприятелю смертельной опасностью, крайне опасным для нас самих? Ведь Блюхер не только ускользнул от нас и был теперь защищен Эной, он еще и присоединил Бюлова и Винцингероде и достиг численности в 100 тысяч человек! Кто же мог так переменить роли и судьбы?! Слабый человек, который не был ни предателем, ни трусом, ни даже плохим офицером, дрогнул от угроз неприятельских генералов и сдал Суассон. Вот как свершилось это событие, самое прискорбное в нашей истории после события, которому суждено было свершиться годом позднее между Вавром и Ватерлоо.

Суассон впервые попал в руки союзников после гибели генерала Рюска и был отбит маршалом Мортье, когда тот пустился в погоню за Сакеном и Йорком. По приказу Наполеона, понимавшего важность Суассона в нынешних обстоятельствах, Мортье позаботился о сохранении этой позиции. Его предписание, дополненное Наполеоном, требовало сжечь здания предместий, стеснявшие оборону, и заминировать мост через Эну, дабы взорвать его при приближении врага, что должно было, при невозможности сохранить город, отнять его и у неприятельских войск. В качестве гарнизона в Суассон отправили тысячу пехотинцев-поляков, которым должны были оказывать помощь две тысячи национальных гвардейцев, а комендантом назначили генерала Моро (однофамильца знаменитого Моро), вовсе не слывшего плохим офицером. К несчастью, именно в этом назначении и крылось слабое место обороны.

На берегах Эны 1 и 2 марта появились две неприятельских армии – одна на правом, другая на левом берегу. По правому берегу к Суассону подходил возвращавшийся из Бельгии Бюлов, по левому приближался Винцингероде, подходивший из Люксембурга. Оба понимали капитальную важность позиции, которую им предстояло захватить. Проведя 2 марта безрезультатный артиллерийский обстрел крепости, они выступили на следующий день с самыми жестокими угрозами, пообещав генералу Моро уничтожить весь его гарнизон.

Крепость могла продержаться не более двух-трех дней, ибо продолжительное сопротивление тысячного гарнизона пятидесятитысячной армии было невозможно. Две тысячи национальных гвардейцев так и не явились поддержать поляков; дома, мешавшие обороне в предместьях, не были снесены, а мост не заминирован – и всё это по вине коменданта. Все обстоятельства были против нас, но поляки, старые солдаты, предлагали обороняться до последнего; кроме того, с Марны доносился гром пушек, что указывало на скорое прибытие Наполеона и обнаруживало всю важность позиции (впрочем, о важности позиции можно было догадаться и по настойчивости неприятеля). Тем не менее Моро, поколебленный угрозами, согласился 3 марта сдать крепость, только день потратив на обсуждение условий. Он хотел выйти из крепости со своей артиллерией. Граф Воронцов, присутствовавший при переговорах, сказал по-русски одному из генералов: «Пусть забирает свои пушки и мои заодно, только даст нам перейти через Эну!» Поэтому при обсуждении условий неприятель выказал сговорчивость и уступил Моро самую почетную капитуляцию, вынудив его