Мерет посмотрел на Лиетт, надеясь увидеть последние отголоски улыбки. Но она уставилась куда-то далеко, и аптекарь был внезапно причислен к той же категории, что и снег, кровь и все остальное, что не имело значения.

Лиетт смотрела на птицу. И не моргала.

– Починить, – прошептала она себе под нос. – Нет… не починить. Понять?

Последнее слово… она его не произнесла. Мерет его не услышал, а словно почувствовал, как будто оно отозвалось глубоко в теле, как будто каждая жилка внутри него натянулась скрипичной струной.

– Артрит ноги, – пробормотала она, немигающий взгляд скользнул по Угрюмцу, оценивая. – Потеря костной и мышечной ткани. Катаракта делает глаз непригодным. Шестьдесят шесть нервов повреждены, сорок два пучка мышц ослаблены…

Ее голос перешел в невнятное бурчание, слова и цифры, за которыми он не мог уследить. Но ее глаза оставались неподвижны: немигающие, они смотрели за только ей видимый горизонт, и он постепенно удалялся, как вдруг…

– А. Теперь понимаю.

Она наклонилась к Угрюмцу, и Мерет не успел ее остановить – старая пернатая зараза вообще-то любила брыкаться. Но Угрюмец даже не вздрогнул, когда Лиетт положила ладонь на его дрожащую ногу. Мерет и моргнуть не успел, как она провела пальцами по конечности птицы и…

Дрожь прекратилась.

Более того нога стала толще. Стройнее. Снова налилась силой. Угрюмец, словно сам не веря своему счастью, осторожно размял конечность, но затем уверенно на нее встал. Благодаря Лиетт его нога снова стала целой и невредимой.

Как будто она проникла внутрь Угрюмца и… починила его.

Но это же…

– Вторая должна быть эквивалентна, – Лиетт поспешила обойти птицу, коснулась второй ноги. И та тоже стала сильной. – Теперь глаз.

– Погоди, Лиетт, что происхо…

Угрюмец негромко кудахтнул, когда она потянулась к его голове, но позволил ей провести рукой вокруг слезящейся глазницы. Затем он моргнул, и когда веко снова поднялось, глаз оказался идеальной светло-желтой парой второму.

– Охереть не встать!

Возможно, можно было найти более подходящее восклицание, чтобы выразить полнейшее благоговение перед тем, что творилось у него на глазах, но в тот момент ничего лучшего на ум не пришло.

– Что ты… – Мерет широко улыбнулся и хлопнул в ладоши. – Ни Мены, ни взрыва… Лиетт, что это за магия?

– Не магия, – Лиетт продолжала уверенно изучать Угрюмца, пока тот радостно разминал ноги. – Это понимание. Я вижу, как работает каждый мускул, каждый нерв, каждый… – Она посмотрела на Мерета. – Говоришь, он злой?

– Ну, его вообще зовут Старый Угрюмец, но…

– Это я тоже могу исправить.

Прежде чем Мерет успел возразить, Лиетт взмахнула рукой. Свет в глазах Угрюмца потускнел, потом и вовсе померк. Птица бездумно уставилась перед собой, не мигая и едва дыша.

– Подожди, не… – Мерет положил руку на шею Угрюмца, и тот даже не дернулся. – Что ты с ним сделала?

Лиетт не слушала. Она продолжала смотреть, искать. Ее пальцы подрагивали. А Угрюмец продолжал меняться.

– На снегу, чтобы избежать обнаружения, больше сгодится белое оперение, – прошептала девушка. – Что достаточно просто.

– Лиетт, подожди.

Она не стала ждать. Взмахнула рукой. Угрюмец заново оброс перьями, великолепного оттенка слоновой кости.

– Вообще, эта порода не подходит для наших целей, – задумчиво пробормотала Лиетт. – Я знаю кое-что получше.

– Лиетт, остановись!

Она не остановилась. И снова взмахнула рукой. Плоть Угрюмца пошла рябью, кости хрустнули, превращая его из старой тягловой птицы в высокого, царственного имперского скакуна.

– И зачем ограничиваться? – Отчаянное волнение все еще сухо звучало в ее голосе. – Почему бы не сделать ноги длиннее для бега? Крылья шире для полета? А огненное дыхание? Потребуется всего-то новый орган и…

– ЛИЕТТ!

Она не слышала. И все продолжала. Тело Угрюмца содрогалось. Оно ломалось, переделывалось, снова и снова, принимая новые и ужасные формы.

– СТОЙ! – Мерет подбежал к девушке, схватил за плечи, повернул к себе. – Я не знаю, что ты делаешь, но прошу тебя, не надо…

Она подняла лицо. И Мерет уронил руки. Отступил назад, разинув рот и затаив дыхание. Лиетт смотрела на него.

Черными, как смоль, глазами.

Ему хотелось бежать, но ноги не слушались. Хотел закричать, но легкие словно сжались внутри. Хотел моргнуть, но ее пристальный взгляд не позволял. Волоски на теле встали дыбом. Кожа на конечностях начала растягиваться, подергиваться рябью, меняться.

Мерет изо всех сил пытался выдавить хоть слово, умолять ее остановиться, но голос не походил на его собственный. Трель, дрожащий звук, исходящий извне его тела. В голове бухало, каждый вздох отдавался ударом кувалды. Мерет ощутил медный привкус – из носа потекла струйка крови. Поднял руку в отчаянной попытке защититься от того, что с ним происходило, но увидел, как пальцы исчезают в ладони, погружаясь в плоть, становясь длинным извивающимся щупальцем.

Он зажмурился. Открыл рот. И услышал крик.

Не свой.

Когда он снова открыл глаза, его кожа была цела, рука снова была рукой, тело ощущалось привычным, за исключением жутко неприятного покалывания. Даже кровь, хлынувшая из носа, исчезла.

«Ты в порядке, – убедил себя Мерет, вновь заполняя легкие воздухом, и глянул на Угрюмца. Тот оказался крайне озадаченным, но, как и прежде, старым и сердитым. – Мы оба в порядке. Но… что случилось…»

– Прости.

Лиетт стояла на коленях, обхватив себя руками, и дрожала. Снег собрался на ее плечах, как погребальный саван для тела, которое еще не осознало смерти. Слезы срывались с ресниц, катились по порезам и падали красными каплями.

– Прости, – прошептала она. – Я не хотела… я не… я…

Мерет отскочил, когда она подняла на него глаза. И проклял себя за это. Из-за стекол очков на него смотрели большие карие глаза. Снова человеческие. И полные слез.

– Не знаю, что со мной происходит.

Отстраненный, хладнокровный голос исчез, Лиетт говорила с ним сквозь сбитое дыхание и судорожные всхлипы.

– Я чувствую… что-то внутри себя. Оно продолжает говорить, рассказывать мне тайны, которые я не хочу знать, и ответы на вопросы, которые я не хочу слышать. И…

Лиетт посмотрела на Мерета с бесконечным отчаяньем. Протянула дрожащую руку. Меняющую руку, которая превратила Угрюмца во что-то иное, которая почти сотворила то же самое и с Меретом.

Ему все еще хотелось удрать. Все внутри него, от мозга до костей, кричало, требуя бежать. На что бы он ни подписался, какие бы опасности не принесла в его дом Сэл, к этому он был не готов. Блядь, да он такого даже никогда не видел.