что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, и сжимая в кармане часы, Оуэн расставил по местам персонажей своей личной драмы: выселил Игана с подручными на террасу, чтобы те поискали там следы злоумышленников, и с величайшей осторожностью переместил дядю Эдмунда в библиотеку, после чего заботливо усадил его за стол, а потом расположил в должном порядке покупательницу пьесы и гаранта законности намечавшейся сделки. Поглядывая то на Клэр, то на ее юридического робота, то на дядю Эдмунда, Оуэн не мог отделаться от мысли, что оказался между молотом и наковальней, причем в роли последней выступал незыблемый в тикающей тишине адвокат, чьи фотоэлектрические глаза сканировали комнату, а мозг обсчитывал полученные данные и мгновенно трансформировал их в кривую некоего загадочного графика.

Должно быть, демонически профессиональный вид этого субъекта нагнал страху на дядю Эдмунда, ибо на столе в кратчайшее время появился развернутый контракт и врожденная Штуммова склонность к прокрастинации пустилась в бегство перед лицом механической расторопности юрисконсульта мисс Бишоп. У Оуэна сложилось странное впечатление, что адвокат напечатал сей документ прямо у него на глазах с помощью секретной фотолитографической технологии — хотя это, конечно же, не соответствовало действительности, — и он обменялся телячьим взглядом с Клэр, словно празднуя триумф человека над механизмом.

— Что ж, — заявил дядя Эдмунд, вынужденный говорить начистоту, — наверное… О-хо-хо… — Он взял ручку, снял с ее кончика несуществующую нитку, бросил взгляд на Клэр и противным голосом добавил: — Вообще-то, в роли леди Пантагрюэль я представлял даму гораздо выше ростом.

Клэр набрала полную грудь воздуха. Оуэн больно сжал ей руку, и девушка выдохнула, не сказав ни слова.

— И мне, конечно же, поступали предложения получше вашего, — не удержался от привираний дядя Эдмунд.

Адвокат сверился со своим хронометром, показывающим время с точностью до секунды. Дядя Эдмунд нервно проследил за его взглядом и поставил кончик ручки на пунктирную линию. Изобразил чванливо крупную букву «С»…

И тут зазвонил стоявший на столе телефон.

— Я возьму, я отвечу! — заблеял Оуэн и бросился вперед. — Не отвлекайтесь, дядя Эдмунд, просто подписывайте бумаги. Да-да, алло?

Адвокат с легким интересом смотрел на телефон, словно в молодости выполнял функции коммутатора.

На другом конце линии творилась какая-то неразбериха. Заунывный голос повторял, что звонят из Лос-Анджелеса, но его перекрывал другой голос, более тяжелый, басовитый, требующий позвать к аппарату шефа Игана.

— Это Игану звонят, — сообщил Оуэн застывшему в ожидании дяде.

Тот смотрел на племянника ледяными глазами, подняв брови и разъединив ручку с пунктирной линией. Оуэн шагнул к разбитому портфенетру, попытался унять сердцебиение и позвал шефа полиции. С террасы отозвались, и вскоре в библиотеку явился неуклюжий Иган, но Оуэн успел перенаправить его к двери, ведущей в коридор.

— Поговорите по параллельному, — сказал он, проглатывая звуки. — В смысле, по телефону. Вам звонок. Вон туда, вон туда.

И с замирающим сердцем увидел, что дядя прижимает ладонь ко лбу.

— Ну? — спросила Клэр, и вопрос прозвучал едва ли не язвительнее, чем лучшие ремарки Штумма, но адвокат осадил ее взглядом, и продолжать она не стала.

— Нервы, — слабо произнес Штумм и допустил оплошность, заглянув в ледяные судейские глаза юрисконсульта. Трус, как и все забияки, он снова поднял ручку и обвел взглядом лица присутствующих, пытаясь найти повод для прибыльной отсрочки, но Клэр неплохо усвоила урок, она сидела с таким видом, словно никогда не слыхала о Шостаковиче. Дядя Эдмунд начал выводить на контракте букву «Э», и Оуэн задержал дыхание. В наступившей тишине ручка оглушительно скрипела по бумаге.

— Ах ты трусливая, брехливая, грязная крыса!

Невероятно, но факт: эти слова, громом раскатившиеся по библиотеке, выкрикнул шеф Иган. Ручка, выпав из обессилевших пальцев дяди Эдмунда, стукнула о стол. Заскрипели стулья: все присутствующие недоверчиво обернулись к открытой двери, где высилась, блокируя выход, огромная фигура в синей форме шефа полиции. Чтобы исключить любые вопросы насчет адресата этих слов, Иган выставил вперед могучую руку, указывая на дядю Эдмунда, побагровел пуще прежнего и прорычал:

— Ты, сволочь пронырливая! Подстроил так, чтобы меня уволили? Бесчестный негодяй!

— О нет, нет, только не сейчас! — Оуэн с жалобным стоном вскочил со стула и в растерянности бросился к Игану. — Погодите!

Но взывать к шефу полиции было бесполезно. Он отодвинул Питера в сторону и направился к столу, по пути закатывая рукав с устрашающим намерением обеспечить свободу действий своему розовому кулачищу.

— Долгие месяцы я ждал этого момента, — объявил он, надвигаясь на потрясенного Штумма, утратившего дар речи. — Пока служил, не имел возможности это сделать, но теперь я гражданское лицо и отведу душу, чего бы мне это ни стоило!

Расшвыривая стулья, он продвигался вперед, словно сам Джаггернаут. Обогнул угол стола и с громким шлепком человеческого кулака о человеческое же туловище опрокинул С. Эдварда Штумма на пол.

Клэр непроизвольно захлопала в ладоши. Юрисконсульт не шевельнулся. Он анализировал происходящее с исключительной отстраненностью. Оуэн, напрасно пытаясь утихомирить дрожащие пальцы, стиснул голубые эмалированные часы. Время пошло вспять…

Но на этот раз все было еще хуже, чем прежде.

Оуэн утратил опору под ногами и с ужасом понял, что, подхваченный гигантским маятником, теряет ориентацию в пространстве. Из последних сил он уселся на стул и обвил его руками, пытаясь заякориться, словно брюхоногий моллюск, но стул превратился в туман и Оуэна швырнуло сквозь время. Он успел заметить исчезающего дядю: старик, не имея возможности отплатить Игану той же монетой, скорчил дьявольскую гримасу и разорвал контракт надвое.

Затем маятник качнулся в полную силу, день сменился ночью, Оуэн услышал раскат грома и увидел, как библиотеку озарила стробоскопическая вспышка молнии. Его закинуло дальше, чем в тот раз: в прошлую ночь. А потом унесло вперед.

Щелк!

Он простерся перед дядиным столом — так падают ниц пред королевским троном молящие о помиловании. Сверху на него смотрели Клэр и ее юрисконсульт, а со столешницы доносилось царапанье ручки о бумагу. Вдруг оно прекратилось, и Штумм сердито спросил:

— Господи, Питер, что с тобой?

Зазвонил телефон.

Оуэн подскочил, словно им выстрелили из катапульты, и выхватил телефонную трубку из-под опускавшейся дядиной руки. Штумм в ужасе отпрянул и воскликнул:

— Не делай этого!

Но Оуэн пропустил требование мимо ушей, поскольку вслушивался в недолгие препирания между телефонисткой и мэром. Как и в прошлый раз, мэр одержал победу в споре и попросил позвать Игана.

— Он только что вышел, — зачастил Оуэн, — и его уже не догнать. Попробуйте позвонить в полицейское управление. Сюда он не вернется. Никогда. Здесь его искать бессмысленно.

Он судорожно положил трубку на рычаг. Заметил, что все еще держит в руке часы,