Окончательный вариант резолюции, отработанный в комитете под руководством Бебеля, учел все точки зрения и был составлен таким образом, что не мог встревожить ни государственного обвинителя в Берлине, ни кого-либо из участников конгресса. Восторжествовала позиция Бебеля. В резолюции удалось полностью избежать даже упоминания всеобщей забастовки 73. В ней подтверждалась необходимость классовой борьбы, констатировалось, что война является врожденным свойством капитализма, содержался призыв к тому, чтобы заменить постоянные армии гражданскими ополчениями, но признавалось, что «интернационал не вправе предписывать в жесткой форме, какие именно действия рабочий класс должен предпринимать против милитаризма». Конгресс рекомендовал вести «неустанную агитацию» и высказался в поддержку разоружения и арбитража в международных конфликтах. Дополнение, предложенное Розой Люксембург и Лениным, призывало рабочий класс и его парламентских представителей прилагать все усилия для предотвращения войны, «используя для этого наиболее эффективные, по их мнению, методы и средства». Если все же война вспыхнет, то они должны предпринять все меры для ее незамедлительного прекращения и в то же время «использовать кризис, употребив все силы, для ускорения краха капитализма».

В 1909 году в далекой Каталонии произошла антивоенная забастовка с трагическими последствиями. Это была не акция организованного рабочего движения, а, подобно российскому восстанию в 1905 году, спонтанно возникший бунт. «Красная неделя» в Барселоне, называвшаяся испанцами la semana tragica [149], вошла в историю как демонстрация массового стихийного протеста против мобилизации солдат для военной кампании в Марокко, которая, как считали рабочие, велась в интересах владельцев рудников Риффа. Забастовка, инициированная Федерацией труда Барселоны [150], за одну ночь переросла в настоящий бунт с уличными столкновениями и баррикадами против войны, властей, церкви, всех институтов репрессивного режима. Восстание было беспощадно подавлено войсками, социалисты возмущались судилищем и казнью Франсиско Ферреры, но не сделали никаких выводов о стратегии и тактике мятежей.

В том же году всеобщая забастовка была организована Национальной федерацией труда Швеции в ответ на практику локаутов, к которой все чаще прибегали работодатели. В ней участвовали почти 500 000 человек, и она длилась около месяца. Забастовка прекратилась, когда правительство пригрозило перманентным лишением заработка и пенсионного обеспечения, а высшие классы организовали бригады, поддерживавшие деятельность жизненно важных служб.

И в том же году на горизонте появились первые грозовые облака войны. Австро-Венгрия аннексировала Боснию-Герцеговину, бросив вызов России, которая, еще не оправившись после недавних испытаний, была вынуждена промолчать, тем более что кайзер громогласно пообещал выступить на стороне союзника «в начищенных до блеска доспехах». Австрийские социалисты не смогли сдержать нахлынувший на них прилив чувств национальной гордости. Социалистическая газета Вены «Арбайтер цайтунг»74 опубликовала серию шовинистских статей, что дало повод сербской буржуазной прессе не без злорадства заявить о сомнительности разрекламированной международной солидарности рабочего класса.

В Англии на волне неприязни к Германии Блэтчфорд, хотя и социалист, почувствовал себя солдатом и выступил в поддержку Англо-бурской войны. Вместе с Гайндманом он теперь возглавил кампанию за введение воинской повинности 75 и освещал ее в своей газете «Кларион». Кейр Харди обвинял их в предательстве социализма и продолжал верить в то 76, что «организованный рабочий класс никогда не будет участвовать в оргиях, проливающих кровь трудящихся». И в этой вере он был не одинок. Мистический образ героического рабочего класса, связанного узами нерушимого братства, был необычайно привлекателен. Верил в этот стереотип и Сэм Гомперс, родившийся и выросший, как и Харди, в среде рабочего класса и всю свою жизнь посвятивший судьбам трудящегося человека. Когда он приехал в Европу для участия в Международном конгрессе профсоюзов в 1909 году, первое и самое важное, что его поразило, – это «чувства солидарности в массах». Все еще не осознавая себя социалистом, Гомперс тем не менее считал, что борьба рабочего класса за свои права возобладает над «войнами между нациями, в которых для него нет ни смысла, ни целей». В другом контексте он указывал: всеобщая забастовка «невозможна на данном этапе развития организованного рабочего движения». В то же время, по его глубокому убеждению, рабочему человеку присуще внутреннее отрицание воинского долга как обязательства стрелять и в собрата по классу. Моральный настрой международных профсоюзных конгрессов, на которых делегаты делятся мнениями и завязывают дружбу, они распространят в своих странах и донесут до организованных рабочих, которые, без сомнения, все поймут и откажутся убивать друг друга. «Даже неорганизованные работники», прочтя сообщения и выслушав рассказы делегатов, займут такую же позицию. Государственные деятели хорошо знают, что на их приказ «на фронт!» люди ответят «массовыми демонстрациями за мир» – Гомперс не посмел сказать «массовым неповиновением». «Сформировалось общее мнение, – подчеркивал Гомперс, – что решающим препятствием для войны между нациями в Европе сегодня является оппозиция рабочих в различных странах».

Гомперс был реалистичным и трезвомыслящим человеком, как и подобает профсоюзному лидеру, но он жил в эпоху необычайно сентиментальную. Подобно Жоресу, он надеялся на мистическую силу «массовых демонстраций», и одно это доказывает, до какой степени люди поверили в героический образ рабочего класса.

Он приехал в Европу с одной целью – объединить Американскую федерацию труда с Международной федерацией профсоюзов. Если организованный рабочий класс и способен предпринять какие-либо действия против войны, то лишь эта федерация могла сплотить его при наличии доброй воли и средств. У нее не имелось ни того ни другого. Она была создана в 1903 году по инициативе английских и французских профсоюзов и представляла двадцать семь профессий или отраслей и насчитывала в своих организациях более семи миллионов человек в девятнадцати странах. Формально это была внушительная сила, но на практике вся ее деятельность сводилась к исполнению технических функций. Она информировала профсоюзы о последних событиях в отраслях, срывала попытки работодателей набирать иностранных штрейкбрехеров. С учетом влиятельности и финансовой обеспеченности германских профсоюзов ее штаб-квартира располагалась в Германии и ее секретарем был Карл Легин, глава Германской национальной федерации профсоюзов. На ее конгрессах, созывавшихся раз в два года, все политические и социальные вопросы, поднимавшиеся обыкновенно французами, деликатно отклонялись. В 1909 году федерация смогла собрать стачечный фонд в размере 643 000 долларов для всеобщей забастовки в Швеции: в основном средства поступали от германских и скандинавских профсоюзов, и очень мало было внесено британцами, французами и американцами. Солидарность явно была не на высоте. Находясь под сильным германским влиянием и сторонясь политики, эта организация не проявляла никакого интереса к идеям международной всеобщей стачки.