знамения, по большей части зловещие, и события, зловещие не менее. Стены Макарьевского монастыря покрылись черным мхом, а среди монахов приключился хохотун, поветрие не столь губительное, сколько возмутительно неприличное. Некоторые видели, как сам Макарий Ингирьский ходит и плачет по лесу, другие находили на скалах в верховьях реки чертовы резы народа чудь, а третьи видели и саму чудь, как полагается зобатую и белоглазую. Настоятель, взирая на творящееся разорение, провозгласил наступление последних дней, объявил отпущение душегубам и отворил подземелья.

— …А потом еще литовский отряд — они напали на Чагинский острог, разорили монастырь, а монахов закопали в Макарьевской Яме, — сказала Зинаида Захаровна. — Богатая история, богатая, мы оглядываемся на нее с уважением… Но в то же время с уверенностью смотрим в будущее. Кстати, я посоветовалась с сотрудниками, и мы решили, что именно вы должны стать автором нового гимна нашего города.

— Я?!!

Скотч более чем коварен.

— Именно вы, Виктор!

Перед моим содрогнувшимся внутренним взором возникла оранжевая фигура поэста Уланова. Он давно хотел сочинить подходящий гимн. От темного прошлого, через огненное настоящее, к светлому будущему, рука об руку, утенок и бульдог.

— Мне кажется, это… — сказал я. — Перспективно.

— Я как раз об этом и говорю — о перспективах! Знаете, пять лет назад мы приглашали археологов на старое городище, тут рядом, буквально двести метров.

Зинаида Захаровна указала бокалом.

— Дело в том, что в областном правительстве возникла идея создать в губернии пояс альтернативной и возобновляемой энергетики, и Чагинск предполагается в качестве пилотного объекта! На возвышенности вдоль реки…

Зинаида Захаровна указала бокалом, отпила.

— Здесь должны поставить три ветрогенератора. Но археологи нашли на берегу стоянку…

— Макарий Ингирьский? — уточнил я.

— Нет, еще до него. Неолит, керамика… Конечно, на масштабные раскопки нужны средства, а в нашем бюджете волки воют…

— Чрезвычайно прискорбно, чрезвычайно.

— Мы не отчаиваемся! Если сведения о неолите подтвердятся, то к Чагинску возникнет закономерный интерес. Нам, Виктор, нужен новый имидж — сплав старины и новации, традиций и технологий. И ваша, Виктор, помощь нам весьма пригодится, вы же понимаете…

Зинаида Захаровна замолчала, тяжело разглядывая бокал. Сочинить гимн Чагинска, книгу про Чагинск, у меня здесь корни, а на флешке есть материал про Макария Ингирьского и его великую Яму.

— А куда делся памятник? — спросил я. — На Центральной площади?

— Памятник? Это надо спросить у предыдущей администрации. Мы до сих пор судимся с мастерской, но…

Зинаида Захаровна щелкнула языком.

— Но надежд особых не питаем. Им не заплатили за работу, деньги вывели, впрочем, сейчас это не важно — памятник в большой степени разрушен. Однако мы думаем над его восстановлением. У меня есть эскизы, кстати… Не хотите посмотреть?

— Пожалуй…

— Тогда я сейчас.

Зинаида Захаровна удалилась, я выпил, Зинаида Захаровна вернулась с папкой и с новыми бутылками. Коньяк, бурбон, ракия, вазочка со льдом. Я бурбон не люблю и никогда со скотчем не мешаю. То есть не мешал никогда прежде и уж тем более никогда не осквернял напитки льдом, но принесенный бурбон оказался весьма редким восьмилетним сортом. Я решил его попробовать, плеснул на полпальца. А Зинаида Захаровна налила себе не коньяк, а ракию.

— Вильямовка, — пояснила Зинаида Захаровна и качнула бокалом. — Если хорошенько охладить и добавить лед… песня! Будем здоровы!

Мы чокнулись.

— Мне кажется, новый памятник лучше.

Зинаида Захаровна протянула папку. Бурбон оказался на высоте. Я рассчитывал на большее, но все равно неплохо, ацетон слабым послевкусием не бьет в нос, градусы чувствуются умеренно, привкус жженого дуба, напротив, вполне отчетлив. Зинаида Захаровна хлопнула вильямовку залпом. Судя по грушевому запаху, ракия качественная. Я отхлебнул бурбона еще и открыл папку.

Проект памятника Макарию выглядел монументально. Макарий сидел верхом на лошади, а сама лошадь сливалась со скалой, казалось, что Макарий вырастает прямиком из камня, и вообще, кентавр Макария и гранита, состоящий из грубых углов, в руках меч; пахло грушей, я решил попробовать вильямовку. Когда-то в Белграде я пробовал вильямовку и уху из сома…

— Вот и правильно, — поддержала меня Зинаида Захаровна. — Но обязательно добавьте лед…

Я добавил лед. Это действительно раскрыло вкус вильямовки, грушевый аромат повис над нами ощутимым облаком.

— Ты обязан написать книгу, — сказала Зинаида Захаровна. — У тебя нет другого выхода! В прошлый раз ничего не получилось, но в этот все будет иначе, ты уж мне поверь. Назвать ее надо… Надо ее хорошенько назвать… У тебя есть варианты?

— Я рассматривал несколько…

— А ты не хочешь еще кое-что посмотреть?

Я не успел отказаться, Зинаида Захаровна включила телевизор и принялась перебирать настройки.

— Такого смешного ты еще не видел, — приговаривала она. — Все, что в Интернете напихано — ерунда, а вот тут смешное так смешное!

Зинаида Захаровна запустила воспроизведение.

Река, похоже что Ингирь, но в нижнем течении — шире в два раза и вода седая, утро и рыбаки на глиняном пляже. Рыбаки тащили сети, а в них колыхалось нечто большое. Сети шли едва, а когда поплавки выправили на мель, стало видно, что в сетях человек.

«Ихтиандр завяз», — сказал один из рыбаков, остальные засмеялись. Мэр Механошин. Его было сложно узнать, я догадался, что это мэр исключительно из контекста.

— Сейчас самое смешное начнется, — пообещала Зинаида Захаровна. — Сейчас!

Действительно, началось смешное: рыбаки достали Механошина на глиняный берег, и теперь мэр барахтался в глине среди тины и некрупной плотвы. Совершенно голый, но при этом в резиновых ластах.

«Водяного поймали», — сказал рыбак.

«У него что, нет члена?» — спросил другой.

«Это же Ихтиандр».

Зинаида Захаровна засмеялась.

А Механошин заревел с необычайной пронзительностью, примерно как старый морж. И выглядел он примерно так же, в серой глине, морщинистый, пузатый и глупый, с искренней болью в голосе, Ихтиандр, сын прорухи, все-таки накрепко укоренен в русском архетипе.

— Мне кажется, судьба к Александру Федоровичу была… — Зинаида Захаровна подняла бокал.

— Иронична, — закончил я.

— Чрезвычайно точно сказано!

Зинаида Захаровна выключила телевизор. Мы выпили.

— Давайте обсудим перспективы, — сказала Зинаида Захаровна. — Поверьте, Виктор, вы не пожалеете.

— Я подумаю, — сказал я. — Конечно, в сложившейся ситуации…

Зинаида Захаровна резко обхватила меня за плечи и прищемила верхнюю губу своей металлокерамикой, а потом вцепилась в язык. Это произошло так неожиданно, что я не успел оказать осмысленное сопротивление, Зинаида Захаровна стремительно наступила, и я уселся на диван.

— Но…

Договорить не успел, Зинаида Захаровна опять начала целоваться, целовала примерно минуту. Я ответил. Сугубо из вежливости, когда тебя целуют так интенсивно, глупо сидеть истуканом, Зинаида Захаровна могла подумать, что меня смущает ее возраст, ну и что я…

Кажется, Зинаида Захаровна брилась, верхняя