Аккуратное сравнение развертывания Шлиффена и Мольтке приводит к выводу, что Мольтке хотел как-то уменьшить риск операции. Но риск лежал в самой природе шлиффеновского маневра, и в результате получилось нечто вроде попытки перепрыгнуть пропасть в два приема.

Боевые действия в период развертывания сводились к штурму немцами фортов Льежа и бестолковой французской демонстрации в Верхнем Эльзасе. И та, и другая операция были проведены не лучшим образом. В Бельгии Мольтке на двое суток опоздал с сосредоточением осадной артиллерии, видимо, полагая, что форты падут сами собой. Понеся тяжелые и совершенно неоправданные потери в прямых атаках, немцы поняли, что придется делать все «по правилам». Форты Льежа пали за расчетное время, но первоначальная задержка в двое суток так и осталась. Она еще более возросла после мучительного протягивания 1-й и 2-й армий через Маас и развертывания их на бельгийской территории.

В результате этих медленных и тактически негибких действий бельгийская армия избежала поражения и отступила на север — в крепостной район Антверпен.

Решение короля Альберта об отходе к Антверпену (а не к Намюру, как настаивали союзники). Б. Такман, как и большинство военных историков, подвергает вежливой критике. Между тем, по моему мнению, Альберт нашел наилучший ход. При той важности, которую представляли для Германии бельгийские коммуникации, немцы просто не могли предоставить бельгийские войска в Антверпене самим себе. Брать форты было нечем — сверхтяжелая артиллерия с трудом продвигалась от Льежа к Намюру, который был первоочередной целью. Волей-неволей опасную крепость пришлось блокировать, используя для этого не только ландверные части, но и два боевых корпуса, которые пришлось снимать с Правого крыла. В результате ось операции снова чуть-чуть отклонилась влево.

Будь понесшая тяжелые потери бельгийская армия направлена на Намюр, она была бы зажата между соединениями Бюлова и Клюка и, скорее всего, быстро раздавлена. В данном же случае она оставалась постоянной угрозой немецким сообщениям. Поскольку Антверпен был крупным портом, а на море господствовали союзники, я бы сказал — неопределенной и потому опасной угрозой.)

В верхнем Эльзасе французы заняли одним корпусом Мюльгаузен, что дало Жоффру возможность обратиться с пламенным воззванием к жителям потерянных провинций. Контрударом немецких частей (14-й и 15-й корпуса) французы с большими потерями были отброшены к границе. В двадцатых числах августа попытка была повторена большими силами, но приблизительно с тем же результатом. Совершенно невозможно понять, зачем одной стороне потребовалось бесцельно тратить силы на захват района, который они сами же называли «глухим закоулком», а второй — столь упорно оборонять его.

В целом «этап развертывания» несомненно выиграли немцы, которые, пусть и не самым гладким образом, но решили свою первую стратегическую задачу: переход Мааса и развертывание армий правого крыла в Северной Бельгии. К середине августа французское командование осознало неадекватность расположения своих сил той грозной реальности, которую представляло собой движение германских корпусов через Бельгию. Реагировало оно так, как и предполагал Шлиффен — естественно и неудачно. 5-я армия Ланрезака была изъята из группировки, предназначенной для наступления, и передвинута к северу — в угол, образованный слиянием Самбры и Мааса, заняв таким образом положение между 4-й армией и англичанами.

Итак, к двадцатым числам августа войска противников на Западном театре военных действий (ТВД) были сосредоточены и готовы к активным действиям. Не отвлекаясь на подробное изложение отдельных боевых столкновений, проследим общую логику событий августа и проанализируем решения, принимаемые сторонами.

Приграничное сражение.

Первым оперативным кризисом на Западном фронте явилось Приграничное сражение, разыгравшееся 20–25 августа на обширном фронте от Вогезов до канала Конде.

С точки зрения логики Шлиффена, это сражение было для немцев преждевременным. В их интересах было как можно быстрее его прервать. При этом на левом фланге и в центре результат не имел существенного значения, на правом же фланге следовало заставить противника отступать (в идеале — в северо-восточном направлении). Соотношение сил и их группировка позволяли добиться этого.

Для понимания дальнейшего необходимо уяснить одну интересную особенность шлиффеновской схемы. В период нарастания операции германский фронт заведомо длиннее французского. Любой французский контрудар, поэтому, ставит контратакующую группировку в опасное положение. Но естественное желание немцев использовать это обстоятельство требует сдвига сил влево — для того, чтобы ударом во фланг и выходом в тыл разгромить противника, тем самым реализовав преимущество охватывающего положения. Если противник увлечется своими действиями, он несомненно будет уничтожен. Если, однако, он успеет отступить (а это реально, поскольку геометрически на выполнение маневра охвата — движение по дуге — требуется больше времени, нежели на выполнение маневра отхода — движение по хорде этой дуги), никаких реальных выгод достигнуто не будет, зато ось операции сдвинется для немцев влево, приближаясь к оси действий французских армий. Иными словами, частные сражения, если они не приводят к разгрому противника, заставляют немцев перегруппировать войска справа налево и тем потерять выгоды охватывающего положения. Поскольку чем короче германская линия, тем быстрее французы могут предпринять необходимые перегруппировки, чтобы нейтрализовать маневр охвата, можно сказать, что контрудары приводят к потере немцами активного оперативного времени — темпа.

Шлиффен прекрасно это понимал, потому и не хотел гнаться за тактическими успехами. Он требовал действий не против фланга, а против глубокого тыла противника, что подразумевало смыкание армий не влево, а вправо. По его мысли, этап реализации преимущества должен наступить только на последней стадии маневра, когда войска союзников, сбившиеся в кучу между Парижем и линией восточных крепостей, потеряют способность к маневру, в том числе — и к маневру быстрого отхода. До этого, как я уже писал, его вполне устраивало, чтобы тактические победы доставались французам.

Эта схема, однако, требовала от командующих армиями поступиться своими частными интересами в пользу единой операции. Поскольку люди, как правило, склонны считать приоритетными именно свои проблемы, следовало обеспечить жесткое руководство армиями со стороны Верховного командования.

Но Мольтке (равно как и Кайзер) органически не был способен осуществить такое руководство. Началось все с того, что главная квартира разместилась в Люксембурге в помещении школы для девиц, в котором не было ни нормальных столов, ни электрического освещения. Не была она, естественно, оснащена и подходящими средствами связи. Шлиффен с его любовью к элементарному комфорту в штабной работе ехидно осведомился бы, неужели во всем Люксембурге не нашлось помещения похуже? Далее Верховный Главнокомандующий кайзер Вильгельм II вместо того, чтобы заниматься делом, начал наводить порядок, запретив (ввиду военного времени) употребление пива офицерами Генерального штаба. Опять же ввиду военного времени за столом кайзера почти не кормили. Возложив таким образом военные тяготы на себя и старших офицеров государства, император счел свой долг исполненным. Оставшееся до сражения на Марне время он потратил главным образом на поздравительные телеграммы и награждения. Мольтке остался наедине со своими армиями, и 20 августа ему предстояло принять первое важное решение.