не собиралась охотиться, поэтому я не убивала зверей, которых употребляют в пищу. Только тех, что воруют пищу у нас. – Она криво улыбнулась. – Я думала, что это поможет.

– А почему ты не хотела охотиться?

– Женщинам в клане это было запрещено… но в конце концов мне разрешили пользоваться моей пращой. – Эйла на мгновение запнулась, припоминая. – Знаешь, ведь я убила росомаху задолго до того, как впервые добыла кролика. – Она иронически улыбнулась.

Диги удивленно покачала головой. «Ну и странное же детство было у этой Эйлы», – подумала она.

Они стали собираться домой, и, пока Диги ходила за лисьими тушами, Эйла, подняв мягкое белое тельце горностая, все поглаживала его с головы до кончика хвоста.

– Вот что мне нужно! – внезапно воскликнула она. – Горностай!

– Как раз он у тебя и есть, – заметила Диги.

– Нет. Я имею в виду – для белой рубашки. Я хочу отделать ее белым горностаевым мехом, чтобы и хвост тоже использовать. Знаешь, я люблю эти хвостики в черную крапинку.

– Где же ты найдешь столько горностаев, чтобы отделать рубашку? – спросила Диги. – Весна на носу, они скоро начнут линять.

– Много добыть не удастся, но где есть один, наверняка водятся и другие. Я поохочусь на них. Прямо сейчас, – ответила Эйла. – Надо только набрать хороших камней. – Она стала разгребать снег, выискивая камни на берегу замерзшего ручья.

– Сейчас? – переспросила Диги.

Эйла остановилась и огляделась. Она чуть не забыла о присутствии Диги. Пожалуй, при ней выслеживать зверьков будет труднее.

– Можешь не дожидаться меня, Диги, – сказала она. – Иди. Я сама найду дорогу домой.

– Уйти? Нет уж, я не откажусь понаблюдать за этим.

– У тебя хватит терпения?

Диги улыбнулась:

– Я не в первый раз на охоте, Эйла.

Эйла смутилась, почувствовав, что сказала что-то не то:

– Я не имела в виду…

– Знаю, что не имела, – ответила Диги и улыбнулась. – Мне бы хотелось кое-чему поучиться у человека, который убил росомаху прежде, чем кролика. Росомахи злее, бесстрашнее и смышленее всех прочих тварей, считая даже гиен. Я видела, как они отгоняли леопардов от их добычи, они даже сражаются с пещерными львами. Я постараюсь не мешать тебе. Если ты боишься, что я спугну горностая, скажи мне, и я подожду здесь. Но не проси меня возвращаться на стоянку одной.

Эйла облегченно улыбнулась и подумала: как хорошо иметь друга, который понимает с полуслова.

– Горностаи такие же вредные, как росомахи. Они просто поменьше, Диги.

– Могу я чем-нибудь тебе помочь?

– У нас еще осталось мясо… Оно может пригодиться, но сначала надо отыскать следы… а я пока запасусь хорошими камнями.

Набрав пригоршню острых камней и сложив их в узелок, привязанный к поясу, Эйла подняла свой дорожный мешок и повесила на левое плечо. Затем она остановилась и окинула взглядом окрестности в поисках лучшего места, чтобы начать охоту. Диги, стоявшая рядом с ней, отступила в сторону, ожидая, когда Эйла подаст знак. Эйла тихо обратилась к ней – почти что думая вслух:

– Горностаи не строят себе жилья. Они селятся где придется – даже в кроличьих норах. Я иногда думаю, может, им жилья и не нужно, если у них нет детенышей. Они все время на ходу: то охотятся, бегают, крадутся, то вдруг остановятся и оглядятся. И они все время кого-нибудь убивают, день и ночь, и даже от еды могут оторваться, чтобы накинуться на жертву. Едят они все: ящериц, кроликов, птиц, яйца, насекомых, даже мертвечину и тухлое мясо. Но чаще всего они убивают жертву и едят свеженькой. Если их напугать, они издают мускусный запах, и хотя не выпускают струю, как скунсы, но воняют не лучше. Порой они издают вот такой звук… – Эйла изобразила полукрик-полухрюканье. – А когда у них период спаривания, они свистят.

Диги была поражена. Она узнала о горностаях больше, чем за всю предшествующую жизнь.

– Они чадолюбивы, и у них много детенышей, две руки… – Эйла запнулась, припоминая числительное. – Десять, бывает и больше. А бывает совсем мало. И они остаются с матерью, пока не подрастут. – Она вновь остановилась и критически окинула взглядом окружающий пейзаж. – В это время года детеныши должны быть с матерями. Поищем следы… Думаю, там, в кустах… – Она поглядела на сугробы, которые окружал туго переплетенный, разросшийся за много лет кустарник. – Ищи маленькие следы с пятью коготками, иногда видно только четыре. Из всех хищников у них самые маленькие следы, и задние лапки попадают в те же отпечатки, что оставляют передние.

Диги наклонилась и стала искать, стараясь не затоптать еле заметный след зверька. Эйла медленно и осторожно шаг за шагом высматривала каждый участок запорошенной снегом земли, каждое поваленное дерево, каждую ветку каждого куста, каждый голый березовый ствол и обвислые, покрытые черными иголками сосновые лапы. Внезапно Эйла застыла; затаив дыхание, она вынула из дорожного мешка большой кусок турьего мяса и положила его на землю перед собой. Потом она тихонько отошла в сторону и потянулась к узелку с камнями.

Диги не шевелясь следила за Эйлой, пытаясь высмотреть то, что видела она. Наконец она заметила какое-то движение, а потом различила маленькие белые фигурки, опрометью мчащиеся в их сторону. Они двигались с неожиданной скоростью, хотя им приходилось пробираться через лисьи капканы, сквозь склоненные к земле ветви, густые кусты, маленькие ямки и рытвины, и при этом пожирали все, что встречали на пути. Диги никогда прежде не давала себе труда как следует приглядеться к этим крошечным прожорливым хищникам, и сейчас она смотрела на них в немом восхищении. Они внезапно остановились; их черные глазки настороженно блестели, стоящие торчком ушки вслушивались в каждый шорох. Запах жертвы они распознавали мгновенно.

Не пропуская ни одного гнезда полевок, ни одной жабы или тритона, прячущихся под корнями, ни одной птицы, неспособной подняться в воздух от холода и истощения, бешеная стая из восьми или десяти белых горностаев приближалась. Их головы двигались туда-сюда, черные глазные бусины блестели, их головы, загривки, шейные мышцы двигались с редкой слаженностью. Они убивали врага без всяких угрызений совести, таких умелых и кровожадных убийц среди животных больше не было, и Диги от души порадовалась, что они так малы. Казалось, весь этот напор продиктован только одним – страстью к убийству… Но, кроме того, им постоянно нужно было горючее для того подвижного образа жизни, который им был предназначен природой.

Горностаи кинулись к разбросанным по снегу кусочкам мяса – и тут началось. В прожорливых горностаев внезапно полетели камни, некоторые падали на землю, другие безошибочно поражали цель. Пошла свалка; в воздухе повис знакомый мускусный