Из всех этих трёх заслонов самый сильный перекрывал именно эту дорогу. К тому же позади него стояли наши танки. Вызвано было это тем, что эта дорога была стержнем всей задуманной операции. Она проходила посередине коридора от Пружан до Слонима. Именно вдоль неё располагались все наши гаубичные батареи. Со своих позиций они могли вести огонь как по шоссе, так и по другому просёлку. Немцев на эту дорогу пропускать было ни в коем случае нельзя, здесь нужно было стоять насмерть. По другим же дорогам, да ради бога, тут я только приветствовал бы немецкие потуги. Пускай идут до наших следующих узлов обороны, мы только этого и ждём. Можно сказать, не спим, ожидаючи гостей.

«Кстати, про сон», – подумал я и решил всех участников предстоящего рейда отправить отдыхать. Ничего страшного, немцы сейчас немного подёргаются до темноты, а потом успокоятся. Всё самое главное будет происходить завтра, вот с первыми лучами солнца и будем готовы к любым неожиданностям и пакостям.

Только я вышел из палатки, как тут же пришлось бежать к ближайшей щели. Казалось, прямо над головой повисли немецкие самолёты. Уже находясь в узкой траншее, я начал немного соображать: «Ведь не на мою же многострадальную голову собирались пикировать Ю-87, они приготовились бомбардировать позиции нашего заслона, находящиеся в метрах семистах от расположения мехгруппы». С первым воем пикировщика я посмотрел на часы – было 20:27, до наступления темноты оставалось часа два.

«У этих же гадов для штурма наших позиций до темноты осталось совсем мало времени, – подумал я, – неужели они продолжат атаковать и ночью? Вот же, суки, все мои планы на отдых личного состава нарушили!»

Немецкие самолёты продолжали своё чёрное дело, а с передовых позиций начали доноситься звуки перестрелки. Да такие, что перекрыли резвый лай наших двух 37 мм зениток и очереди трёх пулемётов ДШК. У двух других заслонов из средств ПВО было только по одной пушке и пулемёту ДШК. Средства ПВО мехгруппы молчали, подчиняясь моему строжайшему приказу – сидеть тихо как мыши, если авиаудар не будет наноситься непосредственно на замаскированные позиции. Такой же приказ получили и все подразделения, располагающиеся в засаде вдоль дороги.

Услышав звуки ожесточённой перестрелки, я бросился на НП. С него хорошо просматривалась вся наша оборона и была связь. Ввалившись в окоп НП, первым делом отстранив наблюдателя, я занял место у стереотрубы. Оглядев место боя, я сделал для себя неутешительные выводы. Немцы здорово теснили моих ребят. Ими была уже захвачена первая линия обороны, и теперь они подбирались ко второй. Хотя четыре танка немцев дымились, но восемь других, включая пять Т-4, маневрировали, пытаясь прощупать проход в минном поле, чтобы кинуться к нашим основным узлам обороны. Из всех орудий заслона работали только одна сорокапятка, две зенитные 37-мм пушки и миномёты. Остальные орудия были уничтожены авиаударом, огнём немецкой артиллерии и танков.

Да-а!.. Такого напора немцев я не ожидал. Думал, мы спокойно посидим тут до того момента, когда начнут работать гаубицы, а потом как чёрт из табакерки выскочим и накостыляем этим гадам по самое не могу. Чувствуется, не просто так эти вояки нагнули пол-Европы, умеют, сволочи, воевать! Вот-вот прорвутся и обнаружат все наши танки. Что же делать? Допустить прорыва выставленного заслона ни в коем случае нельзя. Раскрывать, что здесь такое огромное скопление танков, тоже нежелательно. А если провести контрудар только теми танками, которые к нам прорвались из Пружан? Немцы – народ дотошный и вполне могли проследить, что танки, отошедшие от Пружан, отступают по этой дороге. Тогда для них не будет очень удивительным, если они прямо сейчас здесь и нарисуются.

Думать долго времени уже не было, и я, не связываясь с командиром заслона, вызвал капитана Лысенко и приказал всеми танками Т-34 и Т-26 контратаковать наступающих немцев. Танки КВ решил пока не вводить в бой, у них оставался самый маленький моторесурс. В течение получаса, пока мы с майором Вихревым наблюдали за развитием боя, немцы очень профессионально прогрызали нашу оборону. Немецкие сапёры, несмотря на ведущийся по ним огонь, разминировали полосу для наступления танков. Потом эти боевые машины раздавили одну зенитную пушку и последнюю сорокапятку. Казалось, уже ничто их не остановит от прорыва нашего заслона. Но в самый кульминационный момент появились наши танки. Стреляя на ходу, они поразили сразу три немецких танка. Но остальные, особо не дёргаясь и не паникуя, начали спокойно отползать под защиту своей артиллерии. Они как будто знали, что должны появиться наши танки, и выполняли давно задуманный манёвр.

– Чёрт! Эти гады заманивают Лысенко в ловушку, – сообразил я, – срочно нужно тормознуть капитана.

Крикнув радисту, чтобы он немедленно связывался с Лысенко, я прильнул к стереотрубе. Но мой порыв запоздал, Т-34 напоролись на заранее подготовленную артиллерийскую засаду. Стреляло четыре 88-мм орудия. Ранее немцы не вели огонь по нашим укреплениям из этих пушек. Наверняка эти зенитки были подготовлены именно для того, чтобы подловить наши Т-34 и КВ. Они их и подловили, но на наше счастье, видимость была очень плохая, дым от горевших немецких танков и пыль, поднятая боевыми машинами, затруднили немецким наводчикам прицеливание. Поэтому сразу они подбили только один Т-34. Остальные танки начали выполнять противоартиллерийский манёвр. В этот момент удалось наладить связь с Лысенко. В наушниках сквозь невообразимый писк и треск еле-еле пробивался голос танкиста. Пришлось громко, до хрипоты орать в микрофон:

– Капитан, немедленно выводи танки из боя!

Судя по всему, Лысенко всё-таки расслышал мой приказ, и наши танки начали, отчаянно огрызаясь огнём, медленно пятиться назад. Немцы просто так отпускать их не захотели. Темп стрельбы из 88 мм зениток нарастал, и вот ещё один Т-34 встал и окутался дымом. Уже перед самыми нашими укреплениями загорелся Т-26. Когда оставшиеся танки скрылись за холмом, артиллерийская канонада стихла. Тишину нарушали только звуки выстрелов немецких карабинов да буханье наших самозарядок.

Как будто в подтверждение окончательного завершения этого боя, начало смеркаться.

– Уф!.. Кажется, сегодня мы выстояли, – произнёс я вслух, а потом уже про себя подумал: «Да… если немчура будет с таким же пылом каждый раз атаковать наш заслон у моста, то хрен получится собрать большое количество вражеской техники вдоль нашей засады. Эти гады всего за пару часов сковырнут оборону у переправы через Зельву. Одна надежда – на топкие берега реки и окопы в полный профиль».

Немного отойдя от прошедшего боя, я поручил связаться со всеми нашими заслонами и со штабом 681-го артполка. Почти сразу установили связь с опорным пунктом на соседней просёлочной дороге. У них тоже произошёл бой, правда, немцы там свирепствовали гораздо меньше. Даже авианалёт проводили всего двумя «юнкерсами». На нас же бросили целых девять пикировщиков. Связь с заслоном у шоссе не устанавливалась. В голову полезли чёрные мысли. И они довольно быстро подтвердились, стоило только установить связь со штабом полка, с полковым НП, расположенном на восточном берегу реки Зельва.

Мой заместитель, так же как и командир полка, находился на НП. Оказывается, немцы уже появились на западном берегу реки. Буквально пятнадцать минут назад мотоциклисты и три бронетранспортёра «Ганомаг» пытались с ходу проскочить мост через Зельву, но были остановлены и уничтожены нашими зенитными 37-мм пушками. Потом появились три танка Т-4 и ещё три «Ганомага». Когда танки, ведя орудийный огонь, попытались прорваться через мост, пришлось его взорвать. Один Т-4 при этом был уничтожен. Теперь немцы вдоль берега проводят разведку боем, пытаясь нащупать наши слабые места. Одновременно они, прикрываясь орудийным и пулемётным огнём, промеряют глубину реки и изучают заболоченность берегов. В этом им не мешают даже наступившие сумерки.