Звуки затихающего веселья все еще доносились из Большого зала. Коридор был пуст. Я тихо двинулся к лестнице. Сказал себе, что буду очень, очень осторожен. Я только стукну ей в дверь, может быть, зайду на минутку, только убедиться, что с ней все в порядке. Не более того. Просто самый короткий из визитов...

Тебя преследуют, прошептал Ночной Волк у меня в голове. Теперь он разговаривал со мной только шепотом, так как боялся, что его услышит Баррич. Я не остановился. Иначе мой преследователь мог догадаться, что я заподозрил слежку. Я почесал плечо, чтобы получить возможность обернуться, но ничего не увидел.

Принюхайся.

Я так и сделал – быстрый выдох, за которым последовал глубокий вдох. Ясный след запаха в воздухе – чеснок. Я осторожно прощупал все вокруг и похолодел. Тут, в противоположном конце коридора, укрывшийся в дверном проеме. Уилл. Темный, худой Уилл с вечно полузакрытыми глазами. Член группы, которого отозвали из Бернса. Очень осторожно я коснулся завесы Скилла, которая прятала его от меня, – слабый намек, чтобы я не замечал его. Легкий запах самоуспокоения, посланный в мою сторону, чтобы я сделал все, что собирался. Очень коварно. Очень искусно. Гораздо более тонкое прикосновение, чем те, что демонстрировали мне Сирен и Джастин.

Опаснейший человек.

Я пошел на лестничную площадку и взял хранившиеся там свечи, а потом вернулся в свою комнату, как будто это было моей единственной целью. Когда я закрыл за собой дверь, во рту у меня пересохло. Я судорожно вздохнул и заставил себя проверить защиту, охранявшую мое сознание. Во мне Уилла не было, это я мог сказать с уверенностью. Значит, он не вынюхивал мои мысли, а только внушал мне свои, чтобы ему легче было преследовать меня. Если бы не Ночной Волк, он пошел бы за мной прямиком к двери Молли. Я заставил себя снова лечь в постель, чтобы попытаться припомнить все мои действия с тех пор, как он вернулся в Баккип. Я недооценивал его как врага просто потому, что он не излучал ненависти ко мне, как Сирен и Джастин. Он всегда был тихим, незаметным юношей. Он вырос и стал ничем не примечательным человеком, вряд ли заслуживающим чьего-либо внимания.

Я был дураком.

Я не думаю, что он следил за тобой раньше. Но я не уверен.

Ночной Волк, брат мой, как мне благодарить тебя?

Оставайся живым. Он помолчал. И принеси мне имбирный пряник.

Ты получишь его, обещал я горячо.

Огонь, разведенный Барричем, уже угасал, а я все еще не спал, когда ощутил сквозняк из открытой двери во владения Чейда, пробежавший по моей комнате.

Я с облегчением встал и пошел к нему.

Он с нетерпением расхаживал по своей маленькой комнате, ожидая моего появления, и накинулся на меня, как только я вошел.

– Убийца – это орудие, – прошипел он мне. – Почему-то мне никогда не удавалось вдолбить это в тебя. Мы – орудия. Мы ничего не делаем по собственной воле.

Я резко остановился, потрясенный яростью в его голосе. Меня охватило негодование:

– Я никого не убивал!

– Шшшш! Говори тихо. Я бы не был в этом так уверен на твоем месте. Сколько раз я делал свою работу и не сам вонзал нож, а просто устраивал так, что у кого-то другого появлялась соответствующая причина и возможность сделать это за меня?

Я промолчал.

Он посмотрел на меня и вздохнул. Ярость и сила уходили.

– Иногда единственное, что можно сделать, это просто спасти то, что осталось. Иногда приходится смириться с этим. Мы не должны предпринимать никаких действий, мальчик. То, что ты сделал сегодня, было плохо обдумано, – сказал он мягко.

– Так мне говорили и шут, и Баррич. Не думаю, что Кетриккен согласилась бы с этим.

– Кетриккен и ее ребенок научились бы жить со своим горем, так же как и король Шрюд. Посмотри, чем они были. Чужеземная женщина, вдова умершего принца, мать ребенка, который еще не появился на свет и который много лет не сможет получить власть. Регал решил, что Шрюд будет слабеющим полубезумным стариком, которого можно дергать за ниточки, как марионетку, но вполне безвредным. Не было никакой необходимости устранять его и Кетриккен. О, я согласен, положение Кетриккен не было совершенно безопасным, но она не была в прямой оппозиции к Регалу. А теперь это так.

– Она не сказала ему о том, что мы узнали, – сказал я нехотя.

– Ей и не нужно говорить. Это сразу будет видно по тому, как она станет держаться с Регалом. Он опустил ее до положения вдовы. Ты снова вознес ее на место будущей королевы. Но я беспокоюсь о Шрюде. Это Шрюд держит ключ, и он может заявить, что Верити жив и у Регала нет никаких прав на титул будущего короля. Именно его должен бояться Регал.

– Я видел Шрюда Проницательного, Чейд. На самом деле видел его. Не думаю, что он выдаст Регалу эту тайну. В этом изможденном теле, одурманенном наркотиками и измученном болью, все еще жив проницательный человек.

– Возможно. Но он глубоко спрятан. Наркотики и боль вынудят проницательного человека сделать глупость. Человек, умирающий от ран, подгоняет лошадь, чтобы вступить в последний бой. Боль может заставить человека рисковать или проявлять себя странным образом.

Его слова звучали слишком разумно.

– Разве ты не можешь попросить Шрюда не говорить Регалу о том, что мы узнали?

– Вероятно, я мог бы попытаться, если бы этот проклятый Волзед не путался все время под ногами. Раньше в этом не было ничего плохого, и он был управляем и полезен. Он никогда не знал, что за травами, которые приносят ему торговцы, стою я, и даже не догадывался о моем существовании. Но теперь он впился в короля, как клещ, и даже шут не может надолго выгнать его. Мне редко удается провести со Шрюдом больше нескольких минут. И я считаю большой удачей, если мой брат в сознании хотя бы половину этого времени.

Что-то в его голосе заставило меня пристыженно опустить голову.

– Прости, – сказал я, – иногда я забываю, что для тебя он не только король.

– Что ж... На самом деле мы никогда не были особенно близки. Но мы двое немощных стариков, которые теряли силы вместе. Иногда это дает даже большую близость. Мы прошли сквозь время до твоего рождения. Мы можем тихо разговаривать и вспоминать дни, которые давно минули. Я могу рассказать тебе, как это было, но ты все равно не поймешь. Мы словно два чужеземца, запертые в чужой стране и не способные вернуться домой. И только мы двое можем подтвердить реальность того места, где мы когда-то жили. По крайней мере, когда-то мы могли.

Я подумал о двух детях, которые носились по берегу залива, срывали с камней ракушки и ели сырым их содержимое. Молли и я. Можно испытывать тоску по времени и скучать по тому единственному человеку, который способен вспомнить его. Я кивнул.

– Хорошо. Сегодня мы подумаем о том, как нам спастись. Итак, слушай меня. Я должен получить твое слово. Ты не будешь совершать никаких действий, которые могут иметь значительные последствия, не посоветовавшись со мной. Договорились?