Могла ли Германия реально изменить условия мира? Эти дни и недели едва не привели к новой войне.

ГЕРМАНИЯ В АГОНИИ

Трудно передать то ожесточение, которое охватило Германию после раскрытия условий мира. Германская делегация в Версале разместилась в прежнем доме мадам Помпадур — отеле «Резервуар», совсем неподалеку от отеля «Дворец Трианон». Германская делегация, ознакомившись с текстом, единодушно проголосовала против принятия подобных мирных условий. Они потребовали фундаментальной ревизии условий. Прозвучали предложения немедленно отбыть в Германию. В телеграмме президенту Эберту германская делегация докладывала, что предложенный договор «невыносим и его невозможно выполнить»[603]. Телеграмма настаивала на том, чтобы президент Эберт, обращаясь к германской нации, употребил именно эти слова.

Многие в Германии не уделяли должного внимания Парижской конференции — в стране шла Гражданская война. «Фрайкоры» бились на улицах Мюнхена, и невиданная республика, созданная независимыми социал-демократами, теряла свои баварские позиции. Несколько тысяч человек погибли в уличных боях. В Берлине крушение Баварской советской республики отметили военным парадом. В Веймаре ликования не было — Национальная ассамблея была 15 апреля распущена на пасхальные каникулы. Итак, в Германии существовали особые условия — парламент отсутствовал, а гражданская война продолжалась. Собственно, это была стандартная ситуация для всего периода после ноября 1918 г.

Получив союзные условия, президент Эберт решил устроить неделю национального траура вследствие «самого горького разочарования и невыразимого горя всего народа». Запрещены были все увеселительные мероприятия. Театры обязаны были иметь «только такой репертуар, который соответствует серьезности этих мрачных дней». Канцлер Шейдеман объявил, что предложенные условия мира являют собой «смертельный приговор» Германии. Специальная сессия Национальной ассамблеи была назначена на 12 мая 1919 г.

Бушевало возмущенное людское море. 15 мая 1919 г. вокруг рейхстага собрались 200 000 человек. Митинг открыл министр колоний Йоханнес Белл, возвестивший о том, что будущее страны лежит в африканских колониях. Президент Эберт заверил присутствующих, что правительство не намерено подписывать карфагенский договор.

На указанной специальной сессии доктор Вильгельм Каль, профессор юриспруденции, воззвал к памяти Иоганнна Готлиба Фихте, первого ректора Берлинского университета, который так воззвал к патриотическим чувствам немцев, что они вышвырнули Наполеона из страны. Шейдеман предсказал, что «отсохнет рука, которая создала такой позорный договор, условия которого «неприемлемы». Шейдеман особенно был взбешен созданием «польского коридора» — горький комментарий к принципу «самоопределения наций»[604].

Германская пресса приняла самый жесткий тон. Газеты пестрели оценками типа «неприемлемо», «нетерпимо», «неисполнимо». В своей официальной речи канцлер Шейдеман, по существу, повторил аргументы «сидячего» Брокдорф-Ранцау. Версальский корреспондент «Берлинер тагеблат» охарактеризовал душевное состояние присутствующих как «приговор Германии к смерти». Германская цивилизация взошла на плаху. «Антант кордиаль» готова задушить главную хранительницу культуры. Рабство, которое предназначено Германии, «во много раз более жестокое, более варварское, более позорное, чем рабство прежних времен; к примеру, немецкие военнопленные работают без оплаты своей работы. Германская торговля низведена до нуля. После пяти столетий конструктивной работы Пруссия вычеркивается с карты мира.

Как и в годы войны, германская пропаганда жесточайшим образом обращалась с Британией. В эту «неделю скорби» Англия осуждалась за продолжительный характер войны, за «балканизацию» Европы. «Фоссише цайтунг» писала: «Британия празднует триумф не только над Германией, но и надо всей Европой»[605]. Францию немецкие газеты называли не иначе как «гиеной». (К слову говоря, немцы совершенно неверно избрали главный предмет своего ожесточения. Как раз Ллойд Джордж объективно был почти союзником Германии в рядах «большой тройки». И карикатуристы рейха зря изображали Джона Буля с акульими зубами. Более тонкий подход, пожалуй, мог бы определенным образом оттенить более мягкую британскую политику.)

Германское правительство вернулось после каникул в тихий Веймар, куда 18 июня прибыл граф Брокдорф-Ранцау. Шейдеман заявил, что этот договор он не подпишет никогда, и ушел в отставку. Президент Эберт также пытался уйти в отставку, но лидеры большинства социал-демократов уговорили его сохранить свой пост — иначе в стране начнется хаос. Брокдорф-Ранцау также ушел в отставку. Эберт призвал сформировать правительство социал-демократа Густава Бауэра; тот сформировал коалицию с центристами Эрцбергера, выступил с заявлением перед Национальной ассамблеей и тоже ушел в отставку. Отчаявшийся Эберт призвал Бауэра вновь, и тот согласился. До начала новой войны на Западе оставались часы.

Было видно, что Германия агонизирует. Немцы сожгли трофейные боевые знамена французов. Что было более серьезно, 21 июня 1919 г. на Оркнейских островах, в северо-западной оконечности Скапа-Флоу, немецкие матросы начали бросать свои пожитки в пришвартованные лодки. Немцы начали топить свои военные корабли. Накренился на борт огромный «Фридрих дер Гроссе». «Брюммер» исчез под водой первым. На линейном корабле «Гинденбург» еще реял кайзеровский штандарт. Некоторые из офицеров надели белые перчатки и закурили сигары. Дольше других не мог пойти под воду «Зейдлиц».

Английская эскадра возвратилась с торпедных маневров примерно через два часа. На следующий день британский адмирал Фримантл выразил свое негодование свершившимся. Германский адмирал фон Ройтер взял на себя всю ответственность за содеянное. Это совершенно вывело из себя Клемансо, рассчитывавшего на значительную часть германской эскадры.

Вальтер Ратенау поспешил обозначить новые горизонты. В журнале «Будущее» 31 мая 1919 г. он опубликовал статью «Конец». Он постарался подвести резюме германской дипломатии последних лет. Необоснованной была вера в подводные лодки, в сдержанность Америки, в вильсоновские «14 пунктов».

В состояние разбалансированности пришла германская армия. Сидящий в Кольберге генерал Тренер совещался с высшими лицами теперь уже социалистического рейха. 14 мая его вызвали в Берлин. С точки зрения Тренера, минимальной численностью германской армии был предел в 350 тыс. человек. Теперь для Тренера главным было сохранить единство рейха. По мнению Тренера, потеря Рейнланда или Баварии будет страшным ударом по рейху, но к подлинному коллапсу Германию приведет потеря восточных территорий[606]. Вооруженные силы Германии могут устоять против Запада или Востока, взятых отдельно. Но у рейха нет сил сопротивляться обеим сторонам. Тренер советовал высшему военному руководству отступить на Западе (рассчитывая, что западные союзники на некоем этапе в будущем потеряют солидарность). В то же время германские войска должны жестко стоять против поляков, защищая германские восточные земли.