— Что вы делаете? — Розалин Фицпатрик опомнилась от ужаса и шагнула к женщине. Но Колум, протянув руку, остановил ее. Он узнал колдунью, мудрую женщину, жившую возле башни.

Одно за другим женщина складывала полотенца, пока не закрыла дыру в окне. Потом она обернулась.

— Зажгите лампы, — сказала она. Голос ее был резкий и хриплый.

Женщина сняла свою мокрую черную накидку, расправила и положила рядом с первой. За ней последовала темно-синяя с дырой на левом плече и красная — вся рваная.

— Вы не сделали, что я вам велела, — упрекнула она Колума. Потом подошла к кузнецу и толкнула его в бок.

— Убирайтесь.

Старуха опять взглянула на Колума. Он зажег лампу, другую, и вскоре вся кухня была залита ровным светом.

— Спасибо, святой отец, — сказала она вежливо. — Отправьте О'Нейла домой — шторм уже заканчивается. А потом подойдите к столу и подержите два светильника. Вы, — обратилась она к миссис Фицпатрик, — сделайте то же самое. Я же пока приготовлю Нашу О'Хару.

На поясе вокруг ее талии была привязана дюжина мешочков, сделанных из разноцветных лоскутов. Женщина вынула из одного пузырек с темной жидкостью. Приподняв левой рукой голову Скарлетт, правой она влила содержимое пузырька ей в рот. Скарлетт облизнула губы. Колдунья довольно улыбнулась и опустила ее голову на подушку.

Скрипучим голосом она начала напевать мелодию, если это вообще можно было назвать мелодией. Кривые сморщенные пальцы дотронулись до шеи Скарлетт, потом до ее лба, затем погладили веки. Старуха вытащила сложенный лист и положила его на живот Скарлетт. Потом из другого мешочка она извлекла крошечную табакерку и положила ее рядом с листом. Колум и миссис Фицпатрик стояли неподвижно, словно статуи, но их глаза следили за каждым движением.

В развернутом листе оказался порошок. Женщина высыпала его на живот Скарлетт, потом она взяла из табакерки какую-то пасту и стала втирать ее поверх порошка в кожу.

— Ее нужно привязать, чтобы она не навредила сама себе, — сказала женщина и, обвив веревкой талию Скарлетт, пропустила концы под ее коленями, обмотала ими ножки стола и крепко завязала.

Маленькие глазки пронзили миссис Фицпатрик, затем ее взгляд переместился на Колума.

— Она будет кричать, но боли не почувствует. Сейчас стойте и не шевелитесь — мне нужен ровный свет.

Прежде чем они успели что-либо ответить, она взяла тонкий и острый нож, протерла его каким-то раствором и полоснула по животу Скарлетт. От ее крика содрогнулись даже стены.

А колдунья уже держала в руках окровавленного ребенка. Она сплюнула на пол то, что было у нее под языком, а затем несколько раз дунула малышу в рот, и он зашевелился.

Колум отчаянно молился.

Уверенным движением она перевязала пуповину, и ребенок уже лежал на разложенных простынях, а женщина вернулась к Скарлетт.

— Поднесите свет поближе, — велела она.

Ее пальцы двигались удивительно проворно. Иногда при помощи ножа она удаляла комочки красной слизи и бросала их прямо на пол. Старуха влила в Скарлетт еще немного темной жидкости, а на страшную рану побрызгала каким-то другим, светлым и прозрачным раствором. Она постоянно мурлыкала себе под нос какую-то мелодию, пока зашивала рану.

— Заверните ее в простыни и тепло укутайте шерстяным одеялом, а я пока вымою ребенка, — сказала старуха и перерезала веревки, которыми была связана Скарлетт.

Когда Колум и миссис Фицпатрик закончили, женщина вернулась с ребенком, завернутым в мягкую белую пеленку.

— Это забыла акушерка, — сказала колдунья. В ответ на ее слова малышка тихонько заурчала и открыла глаза. Они были удивительного небесно-голубого цвета, их обрамляли длинные черные ресницы. Она не была синенькая и несчастная, как другие новорожденные, но ведь и на свет она появилась не так, как они. Ее маленькое личико было почти совершенным, а оливковая кожа выделялась на фоне белоснежной простыни.

Скарлетт стремилась к свету, к голосам, которые смутно улавливал рассудок. Было что-то очень важное, вопрос… Твердые руки приподняли ее голову, мягкие пальцы раскрыли губы, и сладкая жидкость, обволакивающая язык, полилась в горло… Она опять заснула.

В следующий раз, когда Скарлетт боролась с собой, чтобы остаться в сознании, она вспомнила, какой вопрос ее мучил, жизненно важный вопрос. Ребенок. Он был мертв? Она коснулась руками живота, и жгучая боль последовала за этим прикосновением. Она закусила губы. Внутри не было никаких толчков, и живот перестал быть круглым. Ребенок умер… Скарлетт слабо вскрикнула и сразу же почувствовала во рту вкус лекарства. Во сне она плакала…

В третий раз полусознательно она старалась удержать темноту, остаться в ней, опять заснуть, чтобы не возвращаться в этот мир. Но боль все усиливалась. Скарлетт повернулась, чтобы как-то успокоить ее, но мучения были настолько нестерпимыми, что она застонала. И опять глоток раствора облегчил ее страдания. Позднее, когда Скарлетт вновь пришла в себя и с радостью приготовилась вернуться в мир снов, вместо спасительной сладости она почувствовала на губах воду и услышала голос, который она знала, но никак не могла вспомнить.

— Скарлетт, дорогая, Кэти-Скарлетт О'Хара, открой глаза…

Она почувствовала, что сознание и память окончательно возвращаются к ней. Колум… Это был Колум, ее кузен, ее друг… Тогда почему он не дает ей спать? Почему он не принес лекарство» чтобы не вернулась боль?

— Кэти-Скарлетт…

Она приоткрыла глаза, но свет вокруг был настолько ярким, что она вновь сомкнула веки.

— Вот умница, Скарлетт, дорогая, открой глаза. У меня есть для тебя коечто. Его голос звучал убедительно. Кто-то убрал лампу, и яркий свет уже не испугал Скарлетт.

«Это мой друг Колум», — она попыталась улыбнуться, но вдруг по-детски захныкала.

— Ребенок мертв, Колум. Позволь мне опять уснуть, забыть. Пожалуйста, Колум.

Ее губы и шею протерли влажным полотенцем.

— Нет-нет, Скарлетт, нет, ребенок здесь, он жив.

Постепенно до нее дошел смысл этих слов.

— Жив? — переспросила Скарлетт. Она увидела лицо Колума — он улыбался.

— Жив! Вот он, взгляни.

Скарлетт повернула на подушке голову. Почему так тяжело было просто повернуть голову? У кого-то в руках был белый сверток.

— Твоя дочь, Кэти-Скарлетт, — сказал Колум. Он раскрыл складки покрывала, и она увидела крошечное личико спящего младенца.

«О! — вздохнула Скарлетт. — Такая маленькая и беспомощная, но такая совершенная. Кожа нежная, как лепестки роз. Она выглядит загорелой… как маленький пират. Она так похожа на Ретта!

Ретт! Почему ты не пришел взглянуть на своего ребенка, на свою прекрасную смуглую малышку?»