Я ехала рядом с Антоном, вокруг сновали огни и наплывала тьма. Успехом или неудачей закончилась моя миссия, я никак не могла сообразить.

— Это смотря по тому, какую задачу ты ставила персонально, — толковал на следующий день друг Валя, он снял меня со службы в обеденный перерыв, мы сидели на скамье под липами и вязами Гоголевского бульвара. — Если ты хотела предупредить философа, что грех его известен и заставить отдаться на милость пострадавшей стороны, то поразила цель стопроцентно. Попутно отмыла дело от грязи, шантажа и прочих гнусностей, волновавших воображение. Ты поступила как суровая Эриния, загнала клиента к насильственному покаянию и отдала на волю судеб. Как политик — он кончен, и сам это знает. А мы с Пашей скромно аплодируем в сторонке, что бы мы ни стряпали, но вдруг оказалось, что бесчестных поступков никто кроме Андрюши Ананьевича не совершал.

Вслед за ничем не ознаменованным уикэндом наступила полноценная рабочая неделя, развеявшая в дым командировочные и иные впечатления. Абреков, «Домик деревянный» в апофеозе и прочие страсти по «Факелу» призвали мое внимание и отвлекли, если не развлекли. Как и прежде, мама Гарика видела его редко, так что и личная жизнь застряла на оптимальной, хотя и мертвой точке.

Разнообразие внесла Света из «Горницы» она сдержала слово и устроила мне на пороге соседской конторы рандеву с двумя приятельницами. Каждая из клиенток скромно оплатила получасовую беседу и ценный житейский совет. Одна хотела устроить слежку за предположительно неверным мужем, но я ее отговорила. Вторая пожаловалась, что дочка 11-ти лет вроде бы потаскивает деньги, и я посоветовала давать девочке небольшие деньги на карманные расходы. Света получила 10 % от прибыли и пообещала неограниченный наплыв клиентуры, девушки оповестили, что остались довольны.

В середине еще одной безмятежно мелькавшей недели у нас с Отче состоялся деловой разговор. Я позвала его к аппарату спросить, соответствует ли его профилю и расценкам проблема одной из клиенток и желает ли он вести дело со мной в качестве адвокатессы, ибо клиентка стесняется.

— Наслышан премного, моя сладкая булочка, — издевательски объявил Отче Валентин. — Что у меня, в сенях союзной «Горницы» завелась подозрительная дамская контора, без патента и адреса. Конкретно, что некто между двумя булочками откусывает от моего законного куска. Если не объявилась бы, прелестная пиратка свободного рынка, то, заложил бы тебя фининспектору, но раз зовешь в долю — рука слабеет и немеет. Ладно, являйся, у меня все едино есть от Паши телефонограмма, заодно ознакомишься. Пятница, четыре часа, тебя устроят?

— ОК, шеф, тогда в четыре в пятницу выхожу из «Факела» на встречу с Антоном, — сообщила я в деловом стиле.

— Балда, а еще бизнесвуман, в четыре ты у меня, а свой «Факел» ты бросаешь в полчетвертого! — распорядился новоявленный деловой партнер. — Я её, растяпу, и тренировать изволь, причём за бесплатно. Тогда секрет открой, сколько с простушек понасшибала без налоговой декларации?

— Инквизитор ты, Отче, да и неприлично сие, но ладно… — я неохотно согласилась.

Назвала сумму, вычла комиссионные «горничной» Светы и честно созналась, что получились семечки, но лиха беда начало. В ответ на проявленную финансовую откровенность Отче Валя поделился информацией.

— Кстати, тебе приятно будет узнать, — доложил он. — Я у доктора был, у психического, который Муратова недоспас. Он подтвердил, что твой трупик правильный оказался, третий. Сообщник Муратова под электричку попал, шел пьяный по путям, а она наехала. Пили вместе по-черному, намеками вспоминали. А твою версию, что Муратов иногда рядился в судьбу, убирал свидетелей, потом напрочь забывался, эскулап отнюдь не исключает. Остроумная, говорит, теория. Ну, до скорого, но прошу без свежих трупов — иначе не принимаю!

Не напрасно Валька предупреждал, но его заклинания пропали втуне, ибо явившись в пятницу в офис «Аргуса», я бросила на конторский стол черный бант из прически (то был театральный жест) и произнесла самым зловещим образом:

— Ведь знал, моя крошечка, в чём виноват, потому умолял не носить тебе покойников! Я не держу этого товара в закромах, но Бог мне судья и свидетель, что прямо сейчас, не отходя от кассы, я организую свежий труп из подручного материала! Да, ты правильно понял, из какого… Можешь не держаться за голову, я достану. Если ты мне сию секунду не расшифруешь гнусный ребус и кроссворд!

С вышеперечисленными угрозами я швырнула вслед за бантом на стол Отче компрометирующий документ.

(Небольшая, но важная вставка)

Трагифарсовой сцене предшествовали следующие события. Вечером того дня, когда мы с Отче условились о деловом свидании, мне домой позвонила Регина, поздравила с возвращением из отпуска и пожелала переговорить. Во-первых, ее волновала судьба полотенца, после учиненного мною кровопролития улика осталась в доме Регины, она отмыла предмет до относительной белизны и хотела бы вернуть владелице. И еще кое-какие мелочи, не для телефонной беседы. Мы уговорились пообедать вместе на следующий день.

Почему-то показалось целесообразным пригласить Регину в очаровательный дворик под липу, где имела место вторая встреча с Андреем Прозуменщиковым. Скорее всего, я хотела угостить разборчивую подругу не только пирожками производства мамы Гарика, но и эстетическим впечатлением.

Действительно, место оказалось приятным, и было бы лишним связывать его в мыслях с Абрековым, Андреем Ананьевичем и прочей компанией. Пускай оно лучше ассоциируется с изумительной и эффективной Региной Родичевой, урожденной Розенфельд.

Регина оценила пейзаж, мы расположились на скамье, расстелили обретенное полотенце как салфетку и принялись за американский ланч.

— Я тебя, Катерина, для чего вызвала, — начала Регина, положительно отозвавшись о пирожке. — Доложить и посоветоваться хочу. Заодно и покаяться, если найдешь, что есть в чем. Нет, это я буду каяться, а ты, выслушай. Ну, что ты мужику тому треснула по башке — дело твое. Я бы сама треснула, появись он у меня в дверях без спроса, тут дело чистое и ясное. Родичева ты уж заодно прости, заигрался мальчонка в клады, я тебе говорила про кризис среднего возраста. Я ему вклеила, до сих пор кается и кроток, как ягненок. Я о другом. Понимаешь, когда этот стукнутый слегка оклемался, я с него полотенце снимала, бинты на него изводила, а он бормотал угрозы в твой адрес. Дескать, пришли говорить по-хорошему, предупредить, что с бандитами связалась, а она вон как! Значит не хочет по-хорошему, можно и по-плохому, увидит еще. Ну мне, сама посуди, это не понравилось. О каких бандитах он говорит, я не поняла. Гарик твой милейший юноша, а этот сам — бандит бандитом. Я ему голову бинтую, а сама думаю, как припугнуть, чтобы он от тебя отстал, думать о тебе забыл. Есть верное средство, я, прости, употребила, советоваться было некогда и не с кем. Я знаю одну штучку, еще когда мебель из-под полы покупала, то столкнулась. У жуткого типа покупала, вроде твоего стукнутого. Времена были райские, дала ему полкуска сверху, и дело в шляпе, но чуть не сорвалось. Родичев не вовремя появился и стал распоряжаться. И бандит мой мебельный отвел в сторону и сказал, извини, мол, девушка, все отменяется. Если мужик твой в органах служит, он что-то вроде того говорит. А Родичев, знаешь, любит притворяться, что он при власти. Мы, говорит бандит, со служивыми дел не имеем, ни хороших, ни плохих, они сами по себе, мы сами по себе, всем удобнее, от века повелось. Чуть не накрылась моя мебель медным тазом… Но я бандита уговорила, что супруг Ваньку валяет, что с придурью он у меня. Изъяла у Сережи удостоверение, бандиту предъявила, что хоть в закрытом ящике, но тривиальный технарь мой Родичев. Бандит покривился, но я поднажала, да и дело на мази уже было. Вот я за долгом милосердия и вспомнила, очень этот стукнутый на мебельного торговца смахивал. Я прямо так и заявила, что зря он хочет с тобой счеты сводить, сам в накладе окажется. А почему, потому что у Катерины родство в таких местах, что не к ночи будь помянуто, она свистнет — и мокрого места от вас не останется. Не любят большие люди, когда их родных обижают. Он встрепенулся и стал выспрашивать, что, да где, и как родные позволяют так себя вести. Поборник семейных ценностей отыскался в моем доме! Я ему сказала, молчи, не позорься, деревня! Тут женщинам свобода дана. Ну, озадачила я его, а сама задумалась. Байку-то я придумала неплохую, но бездоказательную. Не ровен час, проверят, если силенок хватит, и тогда — хана моей Катерине! Звоню тебе тут же, пусто и глухо, целый день звоню, еще один и становится мне все беспокойнее. Словом, к понедельнику я вынула из Родичева телефон вашего сыщика и вызвала его на встречу. Спросила, может, он знает, где ты, и проблему изложила. Он мне отвесил комплимент, что Региной меня не зря назвали. Раньше писали: Мария регина, Виктория регина — королевы, значит, а я Регина. Остроумно, я оценила. После пообещал, что займется твоим криминалом ради благотворительности, с тебя и гонорар будет брать, я могу не волноваться. Насчет тебя или ли насчет денег, я не уловила. Сказал, что имеет зацепку и попробует прокрутить. А Катерина, сказал, уехала лечить нервы на природу. Очень дельно. А потом мне он, твой сыскной граф-барон еще раз звякнул и очень таинственную вещь попросил сделать. Сейчас перескажу буквально. Если спросят про твое замужество, Сергей или еще кто-то, чтобы подтвердила, что давно знаю. Секрет, мол, только от дураков был. Сережа ничего не спросил, ему думать о тебе стыдно (оно понятно), но звоночек состоялся. Двое спросили, по очереди, стукнутый и другой очень вальяжный голос. Я ответила, как положено, мол, еще бы мне не знать, от Катерины слышала и бумаги видела, большую дурочку сваляла Катерина, ну да я ей не судья. Это для красного словца прибавила от себя. А о чем говорила, до сих пор в толк не возьму. Они сказали, пардон и спасибо, что предупредили. Им, наверное, виднее. А тебе?