Имелись свои особенности и в механизме создания группировки войск для возможной операции в Чехословакии. С самого начала акция планировалась как совместная с другими социалистическими странами. Поэтому наряду с советскими соединениями в нее входили формирования стран Варшавского договора – ГДР, ПНР, ВНР и НРБ.

В еще более плачевном состоянии, чем армия, пребывали чехословацкие органы МВД, госбезопасности и разведки. Газеты постоянно писали о вине «чехословацких чекистов» в массовых репрессиях и требовали их решительного наказания, а затем и роспуска органов госбезопасности.

Москву особенно возмутило интервью Бацилека, бывшего министром госбезопасности в начале 1950-х годов. Он утверждал, что все дело Сланского изобрели в Москве, а советские советники в МГБ ЧСР лично жестоко пытали арестованных. Брежнев справедливо говорил коллегам из стран ОВД, что Сталин как раз до самого последнего момента был против ареста Сланского и даже заменил главного советника по линии МГБ. Но вступать в публичную полемику по этому вопросу в СССР почему-то не решились.

По Чехословакии весной 1968 года прокатилась странная волна самоубийств сотрудников спецслужб и военных, многие из которых смахивали как раз на убийства.

14 марта застрелился генерал Владимир Янко, которого считали одним из главных организаторов «путча» 1967 года. Есть версия (с которой выступил позднее Шейна), что Янко предложил в советском посольстве, чтобы ЧСНА взяла власть в свои руки. Якобы тем самым Янко, как Ярузельский в 1981 году в Польше, хотел помешать возможному вводу советских войск. Но «Советы» ответили генералу, что чехословацкой армии не доверяют. На самом деле, скорее всего, Янко как честный и принципиальный коммунист просто психологически не вынес того, что происходило в стране. Перед смертью он записал в своем дневнике: «Меня уже так вымазали грязью некоторые товарищи в связи с Шейной. Открыто заявляю, что я никому не отдавал приказа и никогда не отдал бы приказ на использование армии в противоправных целях, тем более что ясно – по закону это приказать мог только т. Новотный»[626].

Утверждалось, что он застрелился прямо перед поездкой на заседание комиссии ЦК, которая расследовала планировавшийся в 1967 году путч. Правда, маршрут движения генерала был очень странным – почему-то он решил дать по Праге большой крюк[627]. Есть и версия, что Янко, которого в 1939 году неожиданно через день или два после ареста выпустили из гестапо, в 1968-м он мог стать жертвой шантажа в связи со своим военным прошлым.

Затем покончили жизнь самоубийством сотрудники госбезопасности, много знавшие о репрессиях, – капитан Покорный и начальник следственного отдела пражской полиции подполковник Почепицкий.

Почепицкий свел счеты с жизнью 25 апреля 1968 года – ходили слухи, что именно он передавал Шейне через Моравца данные о ходе следствия против генерала. В предсмертном письме жене подполковник написал: «Дело, в которое я попал, вызовет много сенсаций, и я думаю, что выбрал правильный путь».

Что касается Покорного, то среди сотрудников госбезопасности говорили, что если бы тот начал давать показания, в Чехословакии произошло бы политическое землетрясение. Считалось, что именно он знает всю правду о «деле Яна Масарика». Следователи выяснили, что Покорный был уже мертв, когда его сунули в петлю[628].

В январе 1951 года сотрудника госбезопасности Покорного арестовали и в 1953-м приговорили за саботаж и «гестаповские методы работы» к 16 годам лишения свободы. Кстати, на момент ареста Покорного заместителем министра внутренних дел ЧСР был Йозеф Павел, также принимавший участие в массовых репрессиях вплоть до собственного ареста.

В 1956 году обвинения в саботаже были сняты, но незаконные методы работы по-прежнему фигурировали в обвинительном акте. В мае 1953 года Покорного с подорванным здоровьем освободили по амнистии и выплатили ему компенсацию 90 тысяч крон.

31 марта 1968 года Покорного нашли повесившимся в лесу недалеко от Брно, где он жил. Его друзья и родные говорили, что он тяжело переживал «пражскую весну», особенно очернение компартии и февральских событий 1948 года. 25 марта Покорный записал в своем дневнике: «Коммунист победоносного февраля 1948 года не может пережить страшное поражение КПЧ… Трагично и ужасно умирать в таком позоре… Поражение коммунистического режима в чехословацкой социалистической республике – это катастрофа»[629].

Новый министр внутренних дел (с 8 апреля 1968 года), ветеран гражданской войны в Испании Йозеф Павел (настоящее имя Франтишек Шустер) был человеком бесспорно честным и мужественным. Когда его арестовали в начале 1950-х, он ни в чем не признался и никого не оговорил. После освобождения из тюрьмы Павел ушел на пенсию и выращивал розы.

Но как управленец Павел оказался просто профессионально непригоден. Он говорил о реабилитации, но никого из тех, кто был замешан в репрессиях, из МВД не уволил. У сотрудников создавалось впечатление, что Павел толком не знает, кто и чем в МВД вообще занимается. Он, как и Мао в Китае, опирался в работе на «молодой актив». Если кто-то из этого «актива» записывал того и иного офицера в «догматики», того с позором увольняли.

Уже в мае 1968 года Павел запретил использование против граждан ЧССР любых технических средств наблюдения и прослушивания, если не было установлено, что они сотрудничают с иностранными разведками. Но как это было установить без наблюдения и прослушивания?

О том раздрае, который царил в министерстве внутренних дел, свидетельствует хотя бы появившееся в газетах письмо «молодых сотрудников разведки» в связи с полученной лидером чехословацких писателей Гольдштюкером анонимкой, содержавшей ругательства и угрозы. «Молодые сотрудники разведки» подчеркнули, что не имеют ничего общего с репрессиями 1950-х годов в силу своего возраста («мы только что окончили вузы»), но высказали критику в адрес своих «старших товарищей», которые промолчали в связи с угрозами Гольдштюкеру[630]. Почему «старшие товарищи», и именно из разведки, были обязаны высказаться в связи с какой-то анонимкой, остается загадкой. Больше всего это напоминает как раз сталинистскую практику времен массовых репрессий, когда надо было кого-нибудь обязательно публично осудить или от кого-нибудь «отмежеваться», чтобы самому не попасть под подозрение.

Нечего и говорить, что даже невозможно себе представить письмо «молодых сотрудников» ЦРУ с критикой «старших товарищей» где-нибудь в «Нью-Йорк Таймс».

В июле 1968 года на совещании руководителей национальных комитетов всех уровней Павел с гордостью объявил, что сократил численный состав полиции общественной безопасности (это были подразделения, занимавшиеся охраной правопорядка на улицах и борьбой с преступностью) на треть и заверил, что этот процесс будет продолжаться[631].