Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она проснулась позже меня; я слышал, как она умывается, потом одевается в прихожей. Лаура, не завтракая, отправляется в свою мастерскую, где ее ждет посылка с материалами для работы.
Мысль о том, что сегодня утром мне легче без Лауры, немножко терзает меня, как будто я ей изменяю. Разумеется, все не так однозначно, это я понимаю. И в который раз спрашиваю себя: неужели все супруги, имеющие секреты друг от друга, ведут себя так же: прячутся на кухне, не желая рассказывать близкому человеку о том, что их подозревают в убийстве, и дожидаются, пока тот уйдет по своим делам, втайне надеясь, что эти дела не связаны с промышленным шпионажем, погонями, преследованием и смертоносными вафельными рожками.
Я захлопываю дверцу посудомоечной машины и бреду в ванную, отмечая, как все-таки паршиво я спал.
В прихожей натыкаюсь на Лауру.
— Прости, солнышко, — говорит она, одновременно натягивая куртку, обматывая шею шарфом и одаривая меня где-то в районе носа громким поцелуем, пахнущим мятной зубной пастой. — Дико тороплюсь, очень плохо спала сегодня, только под утро толком заснула, и жутко опаздываю. А ты как, выспался?
— Ну, так…
— Ты очень поздно пришел, — говорит она, поправляя толстую вязаную шапку. — Я даже начала беспокоиться, но потом подумала, что у себя в парке ты в полной безопасности и придешь, когда придешь.
— Я пришел…
— Мне правда пора, — Лаура еще раз осматривает себя в зеркале.
Дикий куст ее волос рвется из-под шапки во все стороны, шарф мягкой волной лежит на плечах, очки в большой темной оправе подчеркивают зеленоватую синеву глаз. Она красавица, моя Лаура, думаю я, страстно желая, чтобы меня не арестовали по подозрению в убийстве прямо сейчас.
— Забегу в магазин — и прямо домой, — говорит она. — Ты не вынесешь мусор? Ведерко с пищевыми отходами уже полное.
Лаура и в этом права. Ведро с биоотходами забито доверху. На долю секунды мелькает мысль: не это ли последнее, что я успею сделать в статусе свободного человека? А что, если потом вспоминать обо мне будут так: Хенри выносил на помойку пищевые отходы, когда его арестовали и дали пожизненное… Хочется потрясти головой, чтобы избавиться от подобных мыслей.
— Наверное, будет лучше…
— Отлично, спасибо, дорогой, — доносится из-за закрывающейся двери. — Увидимся вечером.
В автобусе, по дороге в парк от станции железной дороги, мне наконец-то удается успокоиться и прийти в себя.
Облегчают мое состояние, как обычно, математика, системный подход и логика. Я распределяю задачи в порядке срочности и важности, потом смотрю, как много времени и ресурсов требует каждая и что я в состоянии сделать для ее решения. Далее составляю программу, по возможности опираясь на анализ вероятностей, а также, если нужно, и на точно рассчитанный бюджет. Мой разум, несколько утративший ясность вследствие недосыпа, подсказывает, что за восемь с половиной минут поездки я наконец обрел то, что нащупывал все утро: четкий план.
Моя первая и наиважнейшая задача очевидна и относится к ночному происшествию и текущей ситуации. Владелец «Сальто-мортале» убит. Установить, что рядом с трупом находился именно я, не составит труда — это лишь вопрос времени. Вряд ли тогда кто-нибудь станет искать настоящего убийцу, особенно после того, как Олави, вероятно, с большой охотой, даст показания, что я напал на него, используя баллончик с краской. (Разумеется, с моей стороны это была самооборона, но кто будет разбираться, если лазурная физиономия говорит сама за себя.)
Значит, в первую очередь мне надо найти убийцу и навести на него полицию.
От успешного решения этой задачи зависит мое семейное счастье и судьба парка. А если взглянуть на дело с практической стороны, то вся моя жизнь. Когда автобус притормаживает у нужной остановки, я принимаю решение исключить из перечня первоочередных задач участие в рейде за фермерскими продуктами для пиццы и поиск инвестиций для поездки в Париж. Эти дела я смогу уладить, если не попаду в тюрьму или в лапы бандитам (такой расклад не исключен, если о моем ночном визите в парк убийце или убийцам станет известно раньше, чем полиции). И если я не стану банкротом.
Диск утреннего солнца окаймлен багровой полосой, словно, еще не взойдя, светило уже задумалось о закате. Ветер холодит щеки и кончик носа, снег хрустит под ногами. Я пересекаю пустынную парковку. Ни одной машины. Это, конечно, не улучшает настроения, но уже не пугает, скорее, служит напоминанием. Я вхожу в парк и здороваюсь с Кристианом, который дежурит за стойкой. Кристиан не сообщает мне о количестве проданных билетов, что только подтверждает мои догадки: продаж нет. Это заметно и по Кристиану — вид у него понурый.
Мне хочется как-то приободрить его, но нужные слова не находятся — голова забита другими вещами, — поэтому я захожу издалека. Ловлю себя на том, что рассказываю Кристиану историю предпринимателя по имени Сандерс, которую услышал на каком-то тренинге на своей предыдущей работе. Сандерс считал, что изобрел нечто новое — куриные стрипсы во фритюре, — и стал искать финансирование для своего проекта. На протяжении нескольких лет десятки потенциальных инвесторов смеялись над ним, отказываясь вкладывать деньги в дурацкую, по их мнению, затею, но Сандерс не сдавался. Наконец ему удалось набрать небольшую стартовую сумму. Так возникла компания KFC. Я не большой фанат мотивирующих историй — заявленные в них тезисы зачастую безосновательны и, как правило, приводятся задним числом, — тем не менее я завершаю свой рассказ на оптимистической ноте: мы не должны отчаиваться.
— На курятине это работает, — возражает Кристиан. — Но у нас-то парк приключений.
— Какая раз…
— Я понимаю, о чем вы, — продолжает Кристиан, — но я немного разбираюсь в курятине, поскольку много ее ем. Ради протеина.
— Я не…
— А этот Сандерс… — продолжает Кристиан. — Я ему не доверяю.
Я в некотором замешательстве: с одной стороны, любопытно, почему покойный создатель успешной американской компании не пользуется доверием