– Я целиком и полностью за ограничение власти государства, – сказал Ник, – но неужели вы не боитесь, что ваше бдительное правосудие не зацепит нескольких невиновных?

Тут наконец заговорила и Отрера, и заговорила с несгибаемой решительностью:

– Мы можем ошибаться, но только не в этом. Тот, кто нарушает чужие права, лишается своих собственных. Но сейчас не время для политической философии. Питана… – Отрера бросила быстрый взгляд на женщину со шрамом. – Нам нужен какой-то план.

– Очень плохо, – заговорил Ник, не обращая внимания на нетерпение Отреры, – что у вас сегодня слишком многие отсутствуют. – Он кивнул в сторону похожего на трон кресла во главе длинного обеденного стола. – Кто сидит там? Ваша царица? Хотелось бы знать, как ее зовут? – Он пристально посмотрел на амазонок. – Мирина?

Его слова были встречены таким глубоким молчанием, что можно было услышать, как наверху кто-то задвигает ящик комода.

– Идем! – Отрера решительно схватила меня и Ника за руки. – Я должна вам кое-что показать. Катерина, оставайся здесь. – Когда мы покинули остальных, Отрера покачала головой и сказала: – Для нас не так-то легко открывать свой дом перед чужаками.

Я увидела, как Ник нахмурился:

– Так вот мы кто для вас? Чужаки?

Отрера одарила его долгим взглядом:

– Твой отец сменил имя, когда ушел из Оксфорда. Мы понятия не имели, кто ты таков. – Она замолчала на время, ведя нас через заднюю дверь со старомодным засовом. – И только в день маскарада у Резника мы заподозрили правду. Кто-то заметил тебя в толпе и подумал, что ты похож…

В молчании, последовавшем за незаконченной фразой Отреры, я вспомнила женщину-кошку, которая смотрела на меня с необъяснимой ненавистью в дамской комнате в доме Резника и которая позже, как говорил Ник, участвовала во взломе. Но даже тогда, во всей той суете, что царила вокруг меня, ее темные, проницательные глаза показались мне зловеще знакомыми. Теперь наконец до меня дошло, где я видела их прежде. Это были глаза человека, шедшего сейчас рядом со мной.

– Но это не помешало твоим людям поколотить меня в гостинице, – заметил Ник, когда мы уже вошли следом за Отрерой в темный, пахнувший плесенью коридор, вдоль стен которого стояли вешалки с верхней одеждой и подставки для обуви.

Отрера включила свет:

– Наше германское отделение весьма квалифицированно. И они делают то, что считают необходимым. По крайней мере, после этого мы узнали, кто ты.

– Как именно узнали? Потому что я дерусь, как мой отец?

Начав спускаться по узкой лесенке вниз, в подвал, Отрера бросила через плечо:

– А ты как думаешь? У нас есть лаборатория. Им только и нужно было что капля твоей крови…

– О, это они уж точно получили. – Ник протиснулся вперед, обгоняя меня, и пошел прямо за Отрерой, явно не разделяя моих опасений насчет цели нашего подземного путешествия. – А дальше что? Хорошо, вы получили мою ДНК, узнали, кто мои родители. И теперь что? Вы собираетесь показать мне какую-то коробку с моими старыми детскими игрушками? Мы для этого лезем в подвал?

Вместо ответа Отрера просто пошла дальше, через узкий проход, оставшийся между хранившимися в подвале вещами, – там были копья, луки, боевые топоры и снегоступы, и все это либо висело на стенах, либо стояло на полу возле них. Когда мы проходили мимо полуоткрытой двери в глубине подвала, и я, и Ник остановились, чтобы заглянуть в комнату, в которой целая стена состояла из сплошных телевизионных экранов, на которых шли новости по разным каналам. Как ни странно, единственным звуком, раздававшимся в этой комнате среди водоворота мелькавших вокруг картинок, был ритмичный стук клавиш, – по клавишам пульта управления стучала крепкая женщина с наушниками на голове, внимательно наблюдавшая за менявшимися кадрами.

Отрера, заметив, что потеряла свою свиту, вернулась к нам с напряженной улыбкой.

– Понятно же, что мы должны знать, что происходит в мире, – резко произнесла она, обращаясь прежде всего к Нику. – Но в этом доме у нас нет компьютеров с Интернетом. Наша поисковая группа подвижна на все сто процентов и работает исключительно случайным образом, в разных интернет-кафе, выбранных наугад. Но прошу, войдите. У нас не так много времени. – Отрера достала из кармана брюк большой ключ и остановилась в конце узкого прохода, чтобы отпереть еще одну массивную дверь. – Здесь, – сказала она, нажимая на дверь плечом и щелкая выключателем внутри, – здесь наше святилище.

Мы вошли за ней в просторное, тускло освещенное помещение, в котором было холодно и влажно, как в склепе. Свет исходил лишь от полок на стенах, а темнота остальной части святилища была настолько глубокой, всеобъемлющей, что мне понадобилось несколько мгновений для того, чтобы понять, что мы стоим перед огромным, обитым железом сундуком, красующимся на каменном полу в центре помещения. Сундук, по меньшей мере полтора метра в ширину и один – в глубину, был заперт на средневековый висячий замок, и, несмотря на нетерпеливый взмах руки Отреры, мы с Ником не сразу смогли отвести от него взгляды.

– Что в нем? – спросил Ник. – Сокровище амазонок?

Видя, что нас не отогнать от таинственного хранилища, Отрера снова вернулась к нам, обхватив себя руками от холода.

– Это не то, что вы думаете. – Она посмотрела на нас пристально, почти нервно. – Это не золото.

Мое сердце забилось намного быстрее.

– Но ведь это и есть сокровище царя Приама?

Отрера заколебалась:

– Ну… мы думаем, да. – Она опустила ладонь на крышку сундука, как бы убеждаясь, что та по-прежнему заперта. – Но ключ есть только у царицы.

Хотя я прекрасно видела, что Отрере не хочется говорить на эту тему, я все равно была не в силах сдвинуться с места. Ведь я, всегда преданно верившая в амазонок, оказалась на расстоянии вытянутой руки от сокровища, которое даже я привыкла считать легендой… Это было уж слишком прекрасно. Но все же я кивнула и сказала Отрере:

– Да, понимаю. И в то же время я должна как-то понять идею сохранения истории вот таким образом. Если предположить, что царь Приам действительно доверил амазонкам наиболее ценные артефакты троянской культуры… Но почему он это сделал? Ведь в таком случае он должен был иметь гарантии, что все это не погибнет. А он был человеком мудрым. Греки практически уничтожили троянцев, и мы теперь даже не можем с уверенностью сказать, на каком языке они говорили. И на сегодняшний день троянская культура – одна из величайших загадок древнего мира. То есть на самом-то деле многие сотни лет ученые полагали, что Троя и Троянская война были не чем иным, как грандиозным фантастическим мифом. Может, как раз это и имел в виду царь Приам, когда просил амазонок сохранить его сокровище? Что его царство будет стерто, вычеркнуто из человеческой истории на три тысячи лет? Нет! – Я хлопнула ладонью по крышке сундука и увидела, как Отрера буквально подпрыгнула при этом звуке. – Уверена, он как раз отчаянно желал, чтобы вот эти вещи стали известны миру. Потому что, если они просто сгниют в каком-то ледяном подвале на краю пустоты, они могли быть с таким же успехом уничтожены кровожадными греками!