Наконец первые прямые дипломатические переговоры «Земля — Дилайна» завершаются. В обстановке дружбы и взаимопонимания, что свидетельствуют международные наблюдатели — Такуда с Мидори.

— Маро, подойди-ка сюда. Клянись не пробовать конформ до прилета, — строго говорит Тон.

Маро скукоживает мерзкую рожу. Ей очень не хочется клясться. Но вдруг великий и ужасный передумает… На всякий случай она решает попробовать жалобно вздохнуть. Однако Тон непоколебим.

— Поклянись.

Лисс с садистским удовольствием решает вмешаться:

— Поклянись-поклянись. Ты принцесса Дилайны, ты не обязана потом исполнять.

— Правда? Вот здорово! А что еще я теперь не обязана?

Радости Маро нет предела. Абсолютно радостный беспредел.

Тон вздыхает:

— Не знаю, как это получилось, но твоя мать — больше леди Дилайны, чем все особи женского пола на моей планете вместе взятые. Конец связи.

Я довольна Вами, лорд Дар-Халем.

Сказано так же царственно, как всегда, но у Хьелля из головы не выходит последняя фраза королевы перед его отбытием в Виридис. Ненужная, с его точки зрения и по всем законам Аккалабата, фраза.

— Дары, мой маршал отправляется наводить порядок на юге. Прошу беспрекословно слушаться его распоряжений. Мы рады снова видеть верховного дара Халема.

Королева Аккалабата ничего не должна объяснять своим дарам. Кто не понял — сам виноват. Почему? Зачем? Зачем она это сказала?

— Встань, Дар-Халем, и подойди ко мне ближе.

Это тоже кое-что новенькое. Сид не говорил мне, что Хаярос так изменился. Я-то за последние пятнадцать лет не был дальше парадных залов. Раз-два-три… раз-два-три… раз-два-три-четыре… Леди Дар-Эсиль все-таки научилась танцевать.

— Хьелль, мне осталось недолго.

— Ваше Величество!

— Ты не Сид. Давай без придворных глупостей. Кто моя преемница, знаешь?

— Да. Сид рассказывал. Дар-Пассеров ждут хорошие времена.

— Нет. Это была моя ошибка, лорд Дар-Халем. Я много времени провела за ширмами в этом году, хотела успеть научить ее всему, что будет нужно. И то, что я вижу в ней, пугает меня. Ваша будущая королева слишком предана роду Пассеров. И воспитана в ненависти к Дар-Эсилям. Кори не быть лорд-канцлером после моей смерти. Ты знаешь, как это делается… удар кинжалом. Даже ты не сможешь защитить своих детей. Я сожалею.

— Но Вы ведь не можете, Ваше Величество… Раз названная преемница не может быть… Даже Вы не в силах изменить законы, написанные королевой Лулуллой.

— Я — не могу. Ты — можешь. Исправь мою ошибку, лорд Дар-Халем. Пусть она умрет во сне. Следов на шее не останется, я знаю, ты это умеешь. Сид не мог не научить тебя.

— Я это умею, — сумрачно говорит Хьелль, глядя в пол.

— Вот и хорошо. А взамен на это я воспользуюсь другой привилегией, данной нам королевой Лулуллой. Последний указ старой королевы не может быть отменен королевой новой. Этим последним указом будет лорд-канцлерство Кори.

— Он несовершеннолетний.

— Неважно. Никто не посмеет. И новая преемница, которую я назову, после того как старая умрет во сне (задохнется, сезон цветочной пыльцы опасен для нас, всем известно)… так вот, новая преемница должна будет пообещать мне не трогать тебя и твоих. Особенно Медео. При его образе жизни… ты должен понимать, что, стоит только королеве отнять от него свою руку…

— Я понимаю, — за неделю в действующей армии Хьелль услышал достаточно об «образе жизни» своего младшего сына. Хорошо, что он давно разучился краснеть.

— Сегодня ночью, лорд Дар-Халем. Ты навестишь меня, и я проведу тебя за ширмы.

— Нет.

— Я не ослышалась?

— Нет, моя королева. Я не воюю с женщинами и детьми.

— Идиот, — это звучит как простая констатация факта. — А ты никогда не задумывался над тем, почему в Виридисе столько лет было тихо? Не из-за того ли, что твой муженек не имел противопоказаний против того, чтобы воевать с женщинами? И всех южных деле отправил в расход после мятежа вместе с их мужьями-преступниками? Представляю себе, какую бадью презрения ты вылил ему на голову, услышав об этом! Слава Лулулле, у канцлера Дар-Эсиля была своя точка зрения. А вот детей он пожалел, не тронул. И что теперь тебе устроили эти детишки?!! Скажешь, ты не с ними воевал сейчас в Виридисе? Какая разница была — закопать их двадцать лет назад вместе с родителями или покрошить мечами сегодня? Только меньше шрамов было бы на крыльях моих верных даров!

Чем больше распаляется королева, тем спокойнее становится Хьелль. Наконец, она умолкает, требовательно притягивает его к себе за ладонь, шипит в самое ухо:

— Я слушаю Вас, мой маршал.

— Маршалы Аккалабата не воюют с женщинами. Тем более не душат их ночью в постели. Назначьте меня Вашим главным наемным убийцей, и то я подумаю, выполнять ли приказы такого рода. Вы — королева Аккалабата, я — главнокомандующий Империи.

— Хватит, ты мне надоел, — королева брезгливо отбрасывает его руку. — Найдется другой. И ты пожалеешь.

Хьелль кланяется глубоко и почтительно, как только возможно, и, не спросив разрешения, покидает кабинет властительницы Аккалабата. Что бы там ни было, он не пожалеет.

* * *

Тем временем на другом конце сектора, где выясняют отношения лорд Дар-Халем и его королева, падают под ударом гигантской, покрытой мозолями заскорузлой кожи лапы обитые железным листом городские ворота.

Отвратительное существо, похожее на Змея Горыныча, только с одной головой, опускается на холм. Выражение морды у него довольное, зеленые глаза загадочно поблескивают, в пасти здоровенная рыба. Существо бросает рыбину на землю, начинает рвать ее зубами. Закончив, приобретает вид весьма романтический, тщательно складывает крылья и усаживается смотреть на город. Это священная столица Хангат — последний оплот так называемой народной власти Дилайны.

Чудище ржаво квакает. Вокруг начинается шевеление и материализуются ему подобные. Расположившись рядком, они разглядывают Хангат и издают звуки, не предвещающие защитникам города ничего хорошего. Главный демонический конформ выкусывает из-под когтей чешую и напевает вполголоса: «Тореадор, смелее в бой… Тореадор…» Остальным нравится. Что бы там ни говорил Гетман, лорды Дилайны никогда не считали земную музыку какофонией.

Плохо мне, плохо мне и тяжело, Сид. Нелегкая печаль терзает меня. Кто я? Кто я своим детям — ни мать, ни отец? Кто я родине своей — полководец без поля боя? Куда вести мне свои войска? Кто я для нее, белокурой любви моей? Смутные мысли терзают меня…

Нет ветра, нет сквозняка в стеклянном лабиринте Ухана. Но звон и колебание хрустальных подвесок на невидимых нитях неостановимы. Лорды Дилайны не обещают и не исполняют обещанного. Но твой, Сид, каплевидный, сияющий, обещанный Королем кристалл — вот он качается передо мной. Без ветра, без сквозняка, не отвечая ни на мое робкое прикосновение, ни на цокот подков по прозрачному полу у меня за плечами.