Он достал длинный голубоватый лист и протянул Полю. Сверху было четко выведено: «Последняя воля и завещание Поля Пеннифезера». Далее в документе, с обычными юридическими увертками, говорилось, что Поль оставляет все свое имущество Марго Бест-Четвинд. Внизу уже стояли подписи двух свидетелей.

— Чрезвычайно странно, — сказал Поль и подмахнул бумагу. — Что все это значит?

— Понятия не имею, — ответил охранник. — Завещание мне передал один молодой человек.

— Какой еще молодой человек?

— А я почем знаю! — пожал плечами охранник. — Тот, который обделал все это дело. Молодцы, составили завещание! Не ровен час, что случится во время операции. У меня тетка померла, когда ей удаляли камень из почки, а завещания-то и не было. Вот и вышел конфуз — она с мужем жила невенчанная. А с виду крепкая была — ей бы жить да жить. Но вы, мистер Пеннифезер, не волнуйтесь. Все идет согласно распоряжениям.

— Вы хоть знаете, куда мы едем?

Охранник молча вынул из кармана карточку, на которой было напечатано:

«Клифф Плейс, роскошный частный санаторий. Первоклассный уход. Электрические и тепловые процедуры под врачебным наблюдением. Владелец — Огастес Фейган, доктор медицины».

— Одобрено министерством внутренних дел, — сообщил охранник. — Так что жаловаться не приходится.

К вечеру они были на месте. Их ждал лимузин, чтобы отвезти в Клифф Плейс.

— Мои обязанности на этом кончаются, — сказал охранник. — Теперь вами займется врач.

* * *

Как и все начинания доктора Фейгана, Клифф Плейс был задуман на широкую ногу. Санаторий стоял в нескольких милях от города, на морском берегу. К нему вела асфальтированная дорога. Однако при ближайшем рассмотрении видны были следы запустения. Веранда засыпана опавшей листвой, два окна разбиты… Охранник позвонил у парадной двери, и на пороге появилась Динги в белом халате.

— Прислуги сейчас нет, — сказала она. — Это что, больной с аппендицитом? Входите. — Она повела Поля по лестнице, ничем не показав, что узнала его. — Вот ваша палата. По правилам министерства внутренних дел, она должна быть в верхнем этаже, с зарешеченными окнами. Пришлось специально ставить решетку. Мы ее впишем в счет. Хирург будет через несколько минут.

Она вышла и заперла дверь. Поль сел на кровать и стал ждать. Внизу, за окном, шумел прибой. Маленькая моторная яхта стояла на якоре недалеко от берега. На фоне серого неба линия горизонта была едва различима.

Послышались шаги, дверь открылась. В комнату вошли доктор Фейган, сэр Аластер Дигби-Вейн-Трампингтон и немолодой человек с длинными рыжими усами, судя по всему, горький пьяница.

— Просим извинить за опоздание, — сказал сэр Аластер. — Я весь день следил, чтобы этот субъект не наклюкался, но перед самым отъездом он от меня сбежал. Сперва я боялся, что мы его сюда не дотащим — так он набрался. Ну да ничего, на ногах держится. Бумаги у вас при себе?

На Поля никто не обращал внимания.

— Бумаги в целости и сохранности, — ответил доктор Фейган. — Вот протокол для министерства внутренних дел, а вот копия начальнику тюрьмы. Вам их прочесть?

— Н-н-нич-во! — отмахнулся хирург.

— Здесь сказано, что вы удалили больному аппендикс и что он скончался под наркозом, не приходя в сознание. Вот и все.

— Б-бед-ный, б-бедный парень! — всхлипнул хирург. — Н-н-не-счастная дев-чушка! — Слезы заструились по его щекам. — Она была… слишком слаба для этого м-мира. Наша жизнь — не для женщин.

— Ну и славно, — сказал сэр Аластер. — Успокойтесь. Вы сделали все от вас зависящее.

— С-с-сделал, — потряс головой хирург. — И мне плевать!

— Вот свидетельство о смерти, — продолжал доктор Фейган. — Подпишите его, пожалуйста.

— О смерть, косой своей взмахни, трам-пам-пам![85] — воскликнул хирург и этими словами, а также росчерком непослушного ему пера прекратил официальную жизнь Поля Пеннифезера.

— Превосходно, — сказал сэр Аластер. — Вот ваш гонорар. На вашем месте я бы сходил выпить: кабаки еще открыты.

— По-жалуй! — воскликнул хирург и устремился прочь из санатория.

Некоторое время после его ухода в комнате царило молчание. Присутствие смерти, пусть даже в самом ее холодном и формальном обличье, настраивало на торжественный лад. Однако замешательство прекратилось с появлением Флосси, разодетой в пурпур и лазурь.

— А, вот вы где! — искренне обрадовалась она. — И мистер Пеннифезер тоже тут! Какое приятное общество!

Флосси попала не в бровь, а в глаз. На ее слова мигом отозвался доктор Фейган.

— Ужинать, друзья, ужинать, — сказал он. — Нам всем есть за что благодарить судьбу.

* * *

После ужина доктор Фейган произнес небольшую речь.

— Я думаю, этот вечер важен для каждого из нас, — начал доктор, — и в первую очередь — для моего дорогого друга и коллеги Поля Пеннифезера, в кончине которого все мы приняли посильное участие. И для него, и для меня это начало нового этапа в жизни. Если быть откровенным, затея с санаторием не удалась. У каждого в жизни случается минута, когда он начинает сомневаться в своем призвании. Я могу показаться вам почти стариком, но я не настолько стар, чтобы с легким сердцем не начать жизнь заново. Я полагаю, — тут он мельком глянул на своих дочерей, — что мне пора остаться одному. Но сейчас не время обсуждать мои планы. Когда доживешь до моих лет, и притом не пренебрегая наблюдениями над знакомыми тебе людьми и над происходившими с тобою самим событиями, начинаешь поражаться тому, насколько все взаимосвязано. Как прочны и сладостны воспоминания, которые с сегодняшнего дня объединят нас. Я предлагаю тост — за Судьбу, эту коварную даму!

Поль пил за коварную даму во второй раз. Но теперь это обошлось без последствий. Они молча выпили, и Аластер поднялся из-за стола.

— Нам с Полем пора, — сказал он.

Они спустились к берегу. Их ждала лодка.

— Там, на якоре, — яхта Марго, — объяснил Аластер. — Ты поживешь на Корфу, у нее на вилле, пока не решишь, что делать дальше. Прощай. Будь счастлив.

— А ты не поедешь со мной? — спросил Поль.

— Нет. Я сейчас в Королевский Четверг. Марго не терпится узнать, что и как.

Поль сел в лодку, лодка тронулась. Сэр Аластер, как сэр Бедивер[86], провожал его взглядом.

Глава 7. Воскресение

Через три недели Поль сидел на веранде виллы. Перед ним стоял его вечерний аперитив, а сам он смотрел, как солнце опускается за албанские горы и окрашивает воду, точно аляповатую немецкую открытку, то зеленым, то фиолетовым. Он посмотрел на свои часы, доставленные этим утром из Англии. Половина седьмого.

Внизу в гавани разгружался греческий пароход. Вокруг него, как мухи, вились маленькие фелуки, предлагая свой товар —