так, чтобы сделать это извлечение технически возможным и экономически оправданным? Не исключено, что со временем будут найдены ответы на все эти вопросы. Но сколько конкретно времени потребуется? В любой гонке между численностью населения и природными ресурсами время работает против нас. К концу нынешнего столетия, если мы приложим максимум усилий, нам, возможно, удастся произвести в два раза больше продовольствия, чем мы производим сейчас. Но за это время население Земли тоже увеличится почти вдвое, и несколько миллиардов человек будут жить в отчасти индустриализированных странах и потреблять в десять раз больше энергии, воды, древесины и невосполнимых минеральных ископаемых, чем сейчас потребляют их родители. Другими словами, положение с продовольствием окажется столь же скверным, как сейчас, а положение с сырьем ухудшится еще больше.

Разобраться с чрезмерной организацией едва ли легче, чем решить проблемы сохранения природных ресурсов и растущей численности населения. На словах и в теории ответ предельно прост. Так, справедлива политическая аксиома о том, что власть следует за собственностью. Но свершившимся историческим фактом является то, что средства производства стали монопольной собственностью большого бизнеса и государства. Следовательно, если вы верите в демократию, то сделайте все, что в ваших силах, чтобы как можно шире распределить собственность среди людей.

Или возьмем право голоса. В принципе, это большая привилегия. На практике, как показывает нам совсем недавняя история, право голоса отнюдь не является гарантией свободы. Следовательно, если вы хотите избежать диктатуры по результатам референдума, то разбейте огромные, напоминающие машины, коллективы современного общества на самоуправляющиеся, свободно сотрудничающие группы, способные функционировать вне бюрократических систем большого бизнеса и государства.

Перенаселение и чрезмерная организация породили мегаполисы, в которых полноценная человеческая жизнь и межличностные отношения стали практически невозможными. Следовательно, если вы хотите избежать духовного обнищания индивидов и всего общества, покидайте мегаполисы и возродите малую деревенскую общину или попытайтесь гуманизировать мегаполис, создав внутри сети его механических организаций городской эквивалент мелких деревенских общин, в которых индивиды могут встречаться и сотрудничать как полноценные личности, а не как исполнители определенных функций.

Все это совершенно очевидно сегодня, как, на самом деле, было очевидно и пятьдесят лет назад. От Хилэра Беллока[674] до Мортимера Адлера[675], от первых апостолов кооперативных кредитных союзов до земельных реформаторов современной Италии и Японии люди из лучших побуждений выступали за децентрализацию экономической власти и широкую дистрибуцию собственности. Сколько изобретательных схем было предложено для распределения продукции и для возрождения малой «деревенской промышленности». Кроме того, были же тщательно разработанные Дюбрейем планы предоставления определенной автономии и права инициативы разным отделам больших промышленных предприятий и организаций. Тут же можно вспомнить синдикалистов с их схемами создания общества без государства, организованного в виде федерации производственных групп под общим руководством профсоюзов. В Америке Артур Морган и Бейкер Браунелл выдвинули теорию и описали практику жизни в коммуне на уровне деревень и мелких городков.

Профессор Скиннер из Гарвардского университета высказал психологический взгляд на проблему в книге «Уолден Второй», в утопическом романе о самостоятельной и автономной общине, которая так хорошо и по-научному организована, что никто не испытывает искушения вести асоциальную жизнь и каждый без принуждения и нежелательной пропаганды делает то, что должен. В общине все счастливы и проявляют склонность к позитивному творчеству. Во Франции, во время и после Второй мировой войны, Марсель Барбю и его последователи организовали несколько самоуправляющихся, лишенных иерархии производственных общин, которые, кроме того, были пронизаны духом взаимопомощи и возвышенного, поистине человеческого бытия. И, между прочим, проведенный в Лондоне Пекхэмский эксперимент показал, что, объединив службу здравоохранения с немедицинскими интересами людей, можно создать настоящую общину даже в условиях мегаполиса.

Мы, таким образом, видим, что болезнь чрезмерной организации распознали уже давно, что для ее лечения были предложены самые разнообразные средства, а симптоматическое лечение проводили неоднократно, в разных местах и часто с ощутимым успехом. И тем не менее, несмотря на проповеди и наглядные практические результаты, болезнь прогрессирует, а состояние больного неуклонно ухудшается. Мы все знаем, что небезопасно допускать концентрацию власти в руках правящей олигархии, но власть продолжает и дальше концентрироваться в руках все меньшего числа людей. Мы знаем, что многие в огромных современных городах влачат анонимную, отчужденную и, можно сказать, не вполне человеческую жизнь; тем не менее мегаполисы только расширяются, а жизнь в них совершенно не меняется. Мы знаем, что в огромных, сложно устроенных обществах демократия бессмысленна, если она не распределяется по автономным, малочисленным группам населения; тем не менее все в большей степени дела народов решаются бюрократами государства и большого бизнеса. Сейчас уже очевидно, что в настоящее время решить проблему чрезмерной организации почти так же трудно, как и проблему перенаселения. В обоих случаях мы знаем, что нужно делать, но в обоих же случаях мы не в состоянии поступать согласно нашим знаниям.

Здесь мы сталкиваемся с очень тревожным вопросом: действительно ли мы хотим поступать согласно нашим знаниям? Действительно ли большинство населения думает, что стоит потрудиться ради того, чтобы остановить и, если возможно, повернуть вспять наше движение к тоталитарному контролю? В Соединенных Штатах, а Америка – это пророческий образ того, чем станет остальной индустриально развитый мир через несколько лет, – согласно опросам общественного мнения, большинство молодых людей, завтрашних избирателей, не верят в демократические институты, не возражают против цензуры непопулярных идей, не считают, что народ может управлять собой сам, и будут совершенно довольны, если смогут и дальше жить так, как приучил их промышленный бум и если ими продолжит управлять тщательно отобранная олигархия. То, что столь многие сытые молодые телезрители в самой мощной демократии мира так безразличны к идее самоуправления, так не заинтересованы в свободе мысли и в праве на несогласие, не может не расстраивать, но не может и удивлять. «Свободен как птица», – говорим мы, завидуя крылатому созданию из-за его способности к неограниченному движению во всех трех измерениях. Но, увы, мы забыли о дронтах. Любая птица, научившаяся добывать себе пропитание из земли, не прибегая к помощи крыльев, очень скоро откажется от привилегии летать и навсегда привяжется к земле. Нечто подобное можно сказать и о людях. Если человек получает в изобилии хлеб трижды в день без всяких хлопот, то он почти всегда будет довольствоваться одним только хлебом – или только хлебом и зрелищами. «Кончится тем, – говорит Великий инквизитор в притче Достоевского, – что они принесут свою свободу к ногам нашим и скажут нам: “Лучше поработите нас, но накормите нас”. Когда же Алеша Карамазов спрашивает брата, который рассказывает ему эту притчу, не иронизирует ли Великий инквизитор, Иван отвечает: «Нимало. Он именно ставит