его полезных свойств. Будучи найдено, такое свойство всячески исследовалось, а полученная информация также поступала к фабричным жукам. И новое поколение солдат Цербера оказывалось на йоту боеспособнее предыдущего.

– Цербер учится, – повторила Вольева таким тоном, будто узнала нечто в высшей степени интересное и столь же опасное. – Расшифровывает наши контрмеры и использует выявленные принципы для усиления своих агентов.

– Не понимаю твоего воодушевления, – сказала Хоури, откусывая от выращенного на корабле яблока.

– А что такого? Довольно изящная система. Я тоже могу учиться у Цербера, но какой смысл? То, чем он занимается, – просто методичный бесконечный процесс, в нем нет никакой творческой мысли. – Она произнесла это с искренним восхищением.

– Ага, впечатляет, – отозвалась Хоури. – Слепое воспроизводство – ничего хитрого. Но так как это происходит в миллиардах мест одновременно, нас тупо побеждают числом. Скажешь, нет? Ты вот будешь сидеть тут и ломать голову, а на конечный результат это не окажет никакого влияния. Рано или поздно Цербер разгадает все трюки, какие только есть у тебя в заначке.

– Пока еще не совсем так. – Вольева кивком указала на схему. – Думаешь, я настолько глупа, что брошу в бой наши самые совершенные методы? На войне так не делается. Ты никогда не потратишь на врага больше сил и средств, чем необходимо в данной ситуации. Это как в покере: никто не открывает слишком рано свои лучшие карты. Ты будешь ждать, пока ставки не вырастут, чтобы выиграть побольше.

И она объяснила, что оружие, применяемое пока «Плацдармом», самое устаревшее и не слишком эффективное. Илиа раскопала его голографические чертежи в военном архиве и слегка адаптировала к нынешней ситуации.

– Лет на триста устарело, – добавила она.

– Но Цербер учится.

– Верно, но технологический отрыв велик и пока остается стабильным, – возможно, именно потому, что способ использования наших разгаданных секретов лишен творческого начала. При таком подходе интуитивные скачки исключены, и амарантийская оборона может эволюционировать только линейно. С помощью древних счетов компьютерную программу не взламывают. Я могу довольно точно определить, сколько Церберу понадобится времени, чтобы достичь нашего нынешнего уровня. Сейчас он тратит примерно десять дней на каждые три-четыре часа нашего корабельного времени. Это дает нам неделю форы. Вот тогда-то и начнется самое интересное.

– А разве сейчас не интересно? – Хоури покачала головой, уже не впервые думая, что душа Вольевой для нее потемки. – Но как удается «Плацдарму» совершенствовать свое вооружение? У него что, на борту есть боевой архив?

– Нет, это было бы слишком опасно.

– Верно. Все равно что отправить солдата в тыл к противнику, нагрузив его всеми секретами, которыми располагает командование. Но как же в таком случае происходит обучение «Плацдарма»? Ты отправляешь требуемые данные, только когда они становятся необходимыми для него? Разве это менее рискованно?

– Ты права, происходит нечто в этом роде, но степень защиты гораздо выше, чем ты думаешь. Передачи кодируются с использованием одноразовых «шифровальных блокнотов». Сгенерированный случайным образом набор символов определяет те изменения, которым подвергнется каждый бит содержащейся в сигнале информации; от этого набора зависит, ноль надо добавить или единицу. После расшифровки сигнала повторить эту процедуру невозможно – для этого в точности должен быть скопирован «шифровальный блокнот». Конечно, в распоряжении «Плацдарма» он есть, но я его очень надежно спрятала – за толстенными, в несколько десятков метров, стенами из гипералмаза. Оптическая связь с бортовой шифровальной машиной тоже защищена исключительно хорошо. А в самом крайнем случае, если «Плацдарму» придется совсем туго и возникнет угроза захвата «блокнота», я просто прекращу передачу.

Хоури доела яблоко вместе с лишенной семян сердцевиной.

– Значит, такая возможность все же есть, – сказала она после недолгого обдумывания.

– Возможность чего?

– Да покончить со всем этим. Ведь мы хотим этого, скажи?

– А ты не допускаешь, что уже нанесен невосполнимый ущерб?

– Мы не можем этого знать наверняка. Однако давай предположим, что точка невозврата еще не пройдена. В конце концов, все, что мы пока видели, – лишь слой камуфляжа, ниже которого расположен слой защитных вооружений, обязанных этот самый камуфляж защищать. Все это, конечно, изумительно, и сам факт, что технология нам абсолютно чужда, означает: здесь есть чему поучиться. Но мы так и не выяснили до сих пор, что там прячется на самом деле. – Подчеркивая значение своих слов, Хоури стукнула кулаком по подлокотнику, да так сильно, что Вольева вздрогнула. – Там есть то, до чего мы еще не добрались, даже мельком не увидели. И не увидим, пока Силвест туда не пролезет.

– Мы его не отпустим. – Вольева похлопала по игольному пистолету и засунула его за пояс. – Ситуация под нашим контролем.

– Не совсем. Есть риск, что он взорвет адскую машинку, спрятанную у него в глазу, и покончит с нами.

– Но ведь Паскаль сказала, что это блеф.

– И я верю, что она действительно так думает. – Хоури не надо было продолжать; судя по медленному кивку Вольевой, та поняла. – Я предлагаю кое-что получше. Пусть Силвест отправляется, если хочет, но мы позаботимся о том, чтобы проникнуть внутрь ему было нелегко.

– А под этим ты подразумеваешь…

– Ладно, Илиа, договорю, если ты еще не сообразила. Придется дать «Плацдарму» умереть. Пусть победит Цербер.

Глава двадцать девятая

Цербер-Гадес, Дельта Павлина, гелиопауза, год 2566-й

– Все, что нам известно, – произнес Силвест, – это что снаряд Вольевой проделал сквозную дыру в оболочке планеты. Возможно, достиг машинного яруса, который я видел во время первого полета разведчика.

С тех пор как «Плацдарм» закрепился на Цербере, прошло уже пятнадцать часов, и за это время Вольева не сделала ровным счетом ничего, отказавшись даже послать в недра планеты механических шпионов.

– Похоже, функция этих машин – поддерживать существование камуфляжной оболочки. Они латают дыры, сохраняют иллюзию реальности ландшафта, собирают материалы, в которых нуждаются. Кроме того, это первая линия обороны.

– Но что находится внизу? – спросила Паскаль. – Мы ничего не успели толком рассмотреть, когда раскрылась кора. Сомневаюсь, однако, что машины стоят прямо